Даже если бы я вела себя как он, я бы ни за что его не заперла. Лишить человека свободы – преступление не только перед обществом, но и перед личностью заложника. Жора нанес мне глубокие душевные раны. А я не опущусь до его уровня, потому что я – нормальный, адекватный, законопослушный человек. И я решила не переступать грань.

По квартире разносится трель звонка. Жора заметно напрягается.

– Иди в свою комнату, – говорит он устрашающим тоном. Я повинуюсь, с трудом сдерживая эмоции.

Это папа и Роза! Мои спасители!

Притворяю дверь, но не до конца, и подглядываю через щель.

– Александр Егорович! Здрав… – Жора отшатывается и падает, хватаясь за сломанный нос. Его светлая одежда пропитывается кровью.

Вскрикнув от удивления, я выскакиваю из комнаты.

– Это тебе за мою дочь! – кричит папа. Его лицо разъяренное, как у дикого льва. – Ты уверял меня, что с ней все будет в порядке!

Роза кидается ко мне с объятиями. Папа заносит кулак для очередного удара. Вырываюсь и останавливаю его.

– Не делай этого, пап! Я не хочу, чтобы он тебя засудил, – прошу его дрожащим голосом. Глаза наполняются слезами. – Пап… Просто уведи меня отсюда!

Пока я реву во весь голос, Роза помогает мне одеться. Папа высказывает Жоре все, что у него накипело, разбавляя речь матами. Я его не виню, у самой многое из сказанного не раз крутилось на языке. У порога останавливаюсь и смотрю в подъезд.

– Давай, птенчик, ты сможешь, – подбадривает Роза, бережно придерживая меня за плечи.

Выхожу из квартиры на трясущихся ногах и едва не падаю.

Свобода!..

– Па-ап… – Оборачиваюсь и тяну руку к тому, кто пришел меня спасать.

Папа выходит, громко хлопнув дверью, стискивает меня в своих железных объятиях и целует в макушку.

– Прости меня, доченька. Прости, что доверился этому уроду. За все прости.

Прижимаюсь к нему и плачу, пока слезы не заканчиваются.

Мы спускаемся по лестнице. Роза несет мой рюкзак и грустно улыбается, но ее брови вздернуты вверх. Ей тоже больно. Не представляю, что им с папой пришлось пережить за те минуты, что они мчались меня спасать.

Когда мы выходим из подъезда, я останавливаюсь, ошарашенная простором улицы и свежестью ночного воздуха. Вдыхаю так глубоко, что болят легкие и кружится голова. Поднимаю глаза и смотрю на небо. Оно усыпано настоящими звездами. Не теми фальшивками, что я мастерила, и не той дешевой ерундой, которую Жора расклеил по потолкам. Настоящие свободные звезды.

– Как красиво… – говорю я, указывая рукой наверх.

Папа и Роза задирают головы.

Целый год я плакалась сама себе, что у меня нет семьи. Наивно полагала, что Жора станет моим защитником, отодвинет от меня все беды. На деле он оказался гнусным лжецом, и только моя семья помогла мне спастись от него. Быть с кем-то в хорошие времена легко, никто никому ничем не обязан. А вот помогать, когда кому-то по-настоящему нужна помощь, трудно.

– Идем, детка, – говорит папа, открывая передо мной дверь машины.

Я забираюсь внутрь, крепко обнимаю Розу и только тогда понимаю, что ради меня папа снова сел за руль.

Вот она – настоящая любовь.

Эпилог

Жора

Аля ушла, забрав с собой мой смысл жизни. Я жил для нее, ради нее. Когда до меня дошло, что мои действия и мысли не были нормальными, я впал в депрессию. Вася назначил мне лечение, мать и Кристина вытаскивали из болота уныния, а я видел только удаляющуюся спину Али. Снова и снова, по кругу.

Во время курса терапии меня вызвали в суд – иск подала Аля. Мать заплатила судье, поэтому он выдал только запрет на приближение к пострадавшей. Алю это устроило, а через неделю она переехала в другой город.

Я пересматривал редкие фотографии в телефоне. Почему у нас нет ни одного совместного снимка?..

Со мной остались лишь сожаление и боль. Я перебрался в квартиру к матери и ничего не делал. Просто сидел и целыми днями смотрел в стену.

Эдвард оказался приличным человеком. Он сделал матери предложение, и они поженились, пока я жил с Алей. Он ни слова не сказал, когда я вернулся. Он не ругал меня и не отчитывал; однажды вышел на балкон, похлопал меня по плечу и сказал:

– Иногда женщины могут так вскружить голову, что ты на всю жизнь останешься без нее.

Мать сказала, что все дурные мысли уйдут, как только я зай-мусь чем-то полезным. Я позвонил Зое, спросил, есть ли вакансия. Мне повезло, и я стал работать в зоомагазине.

Месяц за месяцем, убирая клетки и наполняя их древесными опилками, я успокаивал душу. Держал в руках кроликов, морских свинок, щенков, котят. Они жались ко мне, когда покупатели, взрослые и дети, тянулись к ним и гладили их. Для этих животных я был защитником, а не монстром.

И вот спустя полгода работы в зоомагазине я снова не знаю, кто я. Аля завела новые странички в соцсетях, ее фотографии обновляются чуть ли не каждый день. Она счастлива и широко улыбается. Иногда они с Розой встречаются на каникулах, и вся лента пестрит их довольными лицами.

Рядом с Алей должен быть я!

– Тебя не оштрафуют, если заметят, что ты за рабочим компом рассматриваешь фотки?

Поднимаю голову, вижу Крис. Она выглядит так же, как и всегда, – безупречно.

– Тебе какое дело? – бормочу я, закрывая браузер. – Зачем пришла? – Поглядываю на Зою. Она занята обсуждением ухода за щенком, которого выбрал очередной покупатель.

– Пришла напомнить про должок. – Глаза Кристины странно блестят. – Помнишь, как однажды просил меня навестить Алю? – Киваю. Я помню все, что связано с моей первой любовью. – Ты сказал, что просишь меня о болезненной услуге, и пообещал выполнить все, что я захочу. В любое время. Это время настало.

Она достает из кармана бархатную коробочку и ставит на прилавок. Я открываю ее. Внутри обручальные кольца.

– Ты уже достаточно долго был один. Пора остепениться. – Крис протягивает ко мне руку с ухоженными пальцами.

Достаю кольцо. Мне больше некуда бежать. Я оказался на месте той медузы, которую выбросило на берег. Медленно надеваю кольцо на безымянный палец Крис. Если моя мать просто змея, то новоявленная невеста – удав, сжимающий мою шею.

Услышав о помолвке, мать уговаривает меня съехать. Собираю чемодан, сажусь в такси и отправляюсь в квартиру Крис. Она работает визажистом,