Данило и Карл переглянулись.

– Вот оно что, – выдавил из себя Данило. – А самоубийцы?

– Не знаю, – ответила женщина. – А за это тоже срок дают?

– Я тоже не знаю. – Данило свернул разговор. Снова разлил водку. – За успех!

– Сократ, а ты что делал целый день? – спросил Карл.

– Собирал яблоки, тут полно садов, – невнятно, с полным ртом ответил хозяйственный Сократ.

– Много насобирал?

– Мешок.

– Мешок? – вытаращил глаза Данило. – На хрен?

– Витамины на зиму, – важно объяснил Сократ.

– А деньги откуда? Или даром дают?

– Я работал в саду. И завтра еще пойду. Они платят яблоками.

– Ну, ты, брат, гигант! – произнес восхищенно Данило. – Бизнесмен. Кто бы мог подумать. А музей?

– Некогда, – бросил Сократ нахмурившись. – Работать надо.

– И что теперь? – спросил Данило, провожая взглядом буфетчицу, отправившуюся за хлебом. – У нас есть план «би»? На случай штурма?

– Будем думать, – ответил Карл рассеянно.

– Но идеи хоть есть? – настаивал Данило, возбужденный от водки и близости женщины, которая ему очень нравилась. – А ты не можешь придумать чего-нибудь… этакое, ты ж у нас экстрасенс? Загипнотизируй их на фиг, тебе ж это как два пальца…

– Будем думать, – снова повторил Карл.

– Имей в виду… – начал было Данило.

– Я тебе обещаю, Даня, без Алены мы отсюда не уедем! – перебил его Карл. – Потом расскажу. Завтра.

– Ну, смотри… А я тут… это… – Данило не сводил взгляда с буфетчицы. – Вы тут без меня, лады? Я провожу… Зиночку.

Сократ открыл рот от удивления, но Карл пнул его под столом коленом и спросил:

– Ты насовсем или вернешься?

– Как получится, – скромно ответил Данило. – Никогда не знаешь заранее…

– Дуракам счастье, – сказала Лина. – Я бы за ним на край света не задумываясь!

Сестры сидели на веранде. Гость уехал на станцию техобслуживания, какой-то подозрительный звук услышал в двигателе. Лина прилетела с утра пораньше, сгорая от любопытства. Уселась прочно, упираясь в стол локтями, пила кофе. Лара пила травяной чай. Лину раздражали привычки сестры – мяса не ест, кофе не пьет, вина – ни-ни, и не докажешь ничего, упрямая как ослиха. А как одевается? Тихий ужас. От мужиков шарахается, двух слов не свяжет. Даже не красится. Что этот банкир в ней разглядел? Золушка из пригорода. Лина испытующе смотрит на сестру, пытаясь понять. Серая шейка. Никакая. Лина вздыхает. Ей бы такое счастье! И денег немерено…

– Что случилось? – Лина со стуком отставила чашку. – Не вижу радости на морде лица. Он что, импотент? Или поссорились?

– Не поссорились, – выдавила из себя Лара.

– Что тогда?

– Не знаю… Он предложил мне уехать с ним.

– Насовсем?! – задохнулась Лина.

– Пока в гости, а потом…

– А ты?

– Не знаю, – повторила Лара.

– И ты еще думаешь? – возмутилась Лина. – Тебе что, каждый день предложения делают? Мужики проходу не дают? Деньги, положение, связи, – стала она перечислять, загибая пальцы. – Отдых в Испании, шмотки из Парижа, брюлики из… Не важно! Ты что, идиотка? Да если бы мне такое счастье! Я бы… я бы ни минуты! И гори оно все синим пламенем! Да улыбнись ты хоть, чучело! – завопила она, не в силах больше сдерживаться. – Ты хоть понимаешь, что тебе обломилось? А она еще думает! В чем дело? Уедешь из Паскудовки, купишь тачку приличную, приоденешься…

– Мне и здесь хорошо.

– Ей и здесь хорошо! – Лина стремительно поднялась, схватила Лару за плечи и основательно тряхнула, чтобы привести в чувство. – Да я вообще не понимаю, что происходит? Он тебе что, совсем по фигу?

– Он мне нравится, но…

– Ос-с-споди! – Лина рухнула назад в кресло. – Он ей нравится! Ну ты, Ларка, просто… амеба! Какого рожна тебе еще надо? Имей в виду…

– Я согласилась. Почти.

– Согласилась? – Лина опешила. – Так чего ж ты голову морочишь? Так бы и сказала, а то… посмотри на себя! Как на похоронах. Да ты хоть улыбнись! И сними эту дурацкую майку наконец. Грудь вперед! Зад… у тебя есть зад?

– При чем здесь майка и… все остальное? – оборонялась Лара.

– Притом. И не надо про святую любовь! Это у тебя любовь, а у него… совсем другое на уме, поверь мне. – Лина постучала себя пальцем по лбу. – Хотя… именно это мне и непонятно в данном конкретном случае, – добавила, подумав.

– Я с тобой не согласна…

– Ну и дура! – бросила в сердцах Лина. – Острая сексуальная безграмотность. Ну ничего, я тебе ликбез устрою! Я тебя научу, как мужика удерживать. И чем.

– Я не собираюсь никого удерживать, – сказала Лара твердо.

– Да что с тобой? – всплеснула руками Лина.

– Не знаю. Понимаешь… – Лара замялась.

– Что? – Лина открыла рот.

– Понимаешь, все это как-то неожиданно. Два года ничего, и вдруг…

– А в Вене?

– Случайно. Я думаю, если бы мы не встретились в Вене, он бы и не вспомнил. Он меня даже не сразу узнал. Разговаривал как со случайной знакомой.

– Ну и что? Ну забыл, занят был, бабки делал. И жена была жива. Теперь свободен. А что с ней случилось?

– Не знаю…

– Я бы спросила. А сын с ним?

– Нет. С родителями жены.

– Тем лучше. Своих заведете. Ой, Ларка! Я так рада!

Лина, сузив глаза, оценивающе смотрит на сестру. Лара глубоко задумалась. Лицо безрадостное…

– Оставишь ключ, – говорит Лина. – Мы ремонт задумали, поживем пока у тебя, поняла?

* * *

– Еще долго, – сказал Андрей. – Хочешь, поспи. – Он положил руку ей на колено, сжал легонько.

Лара послушно закрыла глаза. Накрыла ладонью его руку. Рука была твердой и горячей. За окном кружили облетевшие березы с пронзительно белыми стволами. Темно-красные кусты орешника выпрыгивали из леса внезапно – и Лара каждый раз вздрагивала. Сухая белесая трава стояла по краю леса понуро, напоминая о близкой зиме. В лужах холодной дождевой воды вдоль дороги отражались серые тучи. Сквозь них просвечивало оловянное солнце.

В машине было тепло. Мотор работал почти бесшумно. Пахло кожей. Лара украдкой поглядывала на Андрея. Ей казалось, она узнает в этом Андрее того, давнего, с выставки цветов. Тот был полон света, этот все больше молчит, радости поубавилось. Глаза спокойные и холодные, губы неулыбчивые. Уходит в себя, задумывается. Ей кажется, в эти минуты он забывает о ней. И про карликовые помидоры забыл. Но это он! Когда он берет ее за руку, обнимает, целует, Лара чувствует, что он прежний, что он словно возвращается. Жесты, интонации, взгляд – как будто через этого, серьезного и жесткого, проглядывает другой. Тот был подросток, вырвавшийся на свободу. Этот – мужчина, занятый делом. Взрослый. Был мальчик. Теперь муж. И получается, что их два. Один в ее памяти, другой наяву. А помидоры… что ж, они останутся в памяти, как теплые от солнца камешки на ладони – куриный бог и сердолик. Она вздыхает. И райский сад, и Ева из райского сада. Она никогда не напомнит ему… И о хризантеме «Возвращение», лиловой, с ослепительно-белой сердцевиной, тоже не расскажет. Она невольно улыбается – могут быть у нее свои маленькие тайны?