– Нет, – испуганно покачала головой Женька. –Сердечный приступ.

– То-то, – поникла головой Вера. – Как тольконачнет кто ворошить… Теперь вот Наташа. Двое уже…

– Будет и третий, – тихо заметила Надя под тревожнымвзглядами сестер. – Всегда так.

Я тряхнула головой, точно пытаясь избавиться от наваждения.

– Скажите, Маша здесь постоянно живет? – спросила я.

– Где ж ей еще жить? – удивилась Вера.

– Может, к родственникам уезжала?

– Никуда она не уезжала, брата не оставишь, а с ним… уж годадва даже в город не ездит, в больницу. Если надо, в Снегирево ходит, тутнедалеко. И родни у них никакой… – вдруг смешалась она и замолчала.

– Ну и что? – уже в комнате сказала Женька. –Предположим, Маша с братом у всех на виду, а Слава? Кто знает, в лесу он или затысячу километров отсюда? И где он сейчас шастает – вопрос.

– Знаешь, что меня удивляет? – сев на кровать, спросилая. – Почему трое охранников из восьми остались здесь? – Подружкапоначалу моего вопроса не поняла и нахмурилась. – Все восемь солдат былине местные. После службы пятеро разъехались по разным местам, а трое остались.

– Ну, – отмахнулась Женька. – Остались и остались.Влюбились в местных девок, вот и все. Отец Кошкиной тоже на Машину мать глазположил, но у них не сложилось, а этим, может, повезло больше.

– Нет, тут что-то не так, – покачала я головой. –Четверо солдат в тот день были в монастыре. Предположительно, они монастырь ивзорвали. По идее, им надо бы держаться от этих мест подальше.

– Ничего подобного. Убийц, как известно, тянет на местопреступления, вот и эти здесь осели. Отец Кошкиной уехал, и это, между прочим,спасло ему жизнь. Не до него было. Но когда близкие родственники конвоировстали убывать, вспомнили и о его детях, наверное, потому, что брат Кошкинойпоявился в Рождествене. Такую возможность грех упустить, и с ним тоже поспешилиразделаться.

– Вот-вот, что ему тут понадобилось, интересно? И самойКошкиной тоже.

– Она хотела проверить слухи о проклятии, – напомнилаЖенька недавнюю версию.

– Хорошо. Брат тоже хотел проверить? И зачем отец Кошкинойприезжал сюда с сыном и внуком? Нормальный человек поспешил бы забыть о том,что тут произошло. А он по пьяному делу любил предаваться воспоминаниям. Такоевпечатление, что монастырь их притягивал, – произнесла я и задумалась,почувствовав тревогу, как будто догадка рвалась наружу, но что-то ей мешало.Так бывает, когда не можешь вспомнить нужную фамилию, она вертится на языке, ане ухватишь. – Маша сказала, незадолго до взрыва ее отец приходил домой,был чем-то обеспокоен. Собирался что-то рассказать матери, но не успел.

– Заподозрил, что их хотят убить? – подсказала Женька,но я не ответила. – Не понимаю, какие у тебя могут быть сомнения? –бегая по комнате, говорила она. – По мне, так все совершенно ясно.

– Это я уже слышала.

– Что делать будем? В город ехать уже поздно, если толькотам заночевать.

– Зачем тебе в город?

– Поговорить с ментами.

– Давай дождемся результатов вскрытия. Если это убийство,то…

– А если нет? – буркнула Женька и села рядом. –Анфиса, а вдруг это правда какое-то колдовство? Я вот думаю, толкнуть человекав яму, конечно, можно и утопить или, к примеру, деревом придавить. Но молния…как-то это слишком. Я бы даже могла допустить, что все эти смерти и правдаслучайны, но ведь кто-то написал цифру «25» на памятнике, а еще волки выли…

Я посмотрела на Женьку с несколько ошалелым видом, потомткнула в нее пальцем и произнесла:

– Надпись появилась после гибели Натальи?

– По крайней мере в ту же ночь или утром. А что?

– Предположим, некто знал, чья она внучка, и очень хотел,чтобы ее смерть выглядела как очередная расплата за грехи отцов.

– То есть… – медленно произнесла Женька. – Он хотелскрыть истинную причину убийства?

– Если это все-таки убийство, – сочла нужным поправитьее я.

– Не зли меня. Конечно, убийство. Но за что ее могли убить?Наследство и прочее смело можно исключить, Ребенок? А что? Возможно, люди,взявшие на воспитание малыша…

– Не увлекайся. Ей вряд ли сказали, кто они такие. Искатьнадо в монастыре. Почему-то она продолжала оставаться там, хотя ее телеснаячистота под сомнением. И почему-то после войны охранники остались здесь, –пробормотала я. – Возвращаемся к исходной точке. Нам надо найти еелюбовника.

– Хорошо, – легко согласилась Женька. – Давайидею.

– Попробуем поговорить с художником.

– Сейчас пойдем? – воодушевилась Женька.

– Пожалуй, уже поздно. Назад возвращаться придется втемноте. Хотя можно переночевать у Полины Ивановны, она нас в гости звала.

– А если попросить Илью нам помочь? Наша машина там непройдет, – озарило Женьку. – А на его тачке до деревни доедем задесять минут. Думаю, он не откажет.

– Как ты ему объяснишь, что нам в Прохоровке понадобилось?

– Скажем, знакомую навестить решили. Ну так что?Идем, – решительно позвала она.

Мы поднялись на второй этаж и постучали в тринадцатый номер.Женькина манера открывать дверь, не дождавшись разрешения, всегда менявозмущала. Вот и сейчас, стукнув раз, она распахнула дверь и сделала шаг. Ильястоял в джинсах, держа рубаху в руке. Женька замерла с открытым ртом, а японачалу смутилась и даже покраснела от досады за допущенную бестактность.Потом челюсть у меня тоже отвисла. И причиной тому были вовсе не достоинствафигуры Ильи, хоть там было на что посмотреть. Все дело в его руках, точнее, втатуировке. От локтей шла затейливая вязь и сходилась под лопатками.Впечатление было, что это два темных сложенных крыла.

Итак, мы замерли в дверях с открытыми ртами, а он спокойнонабросил рубашку на плечи и, застегивая пуговицы, спросил:

– Опять что-нибудь случилось?

– Да вроде нет, – ответила Женька.

– Две минуты – и я готов.

– Что это у тебя за татуировка? – спросила я, решив нецеремониться.

– Нравится? – улыбнулся он. – Мне тожепонравилось. Кстати, мне ее делал очень известный мастер.

– Не сомневаюсь. И где обретаются такие известные мастера?

– В Москве. Могу дать адрес.

– Можно взглянуть на крылья поближе? – расцвела в улыбкеЖенька.