У моего брата делается такой вид, словно на него накатывают тошнота и ярость одновременно. Словно что-то давно забытое, похороненное под тяжелым спудом, рвется наружу из самых его поджилок.

– Не молчи. Поделись со мной, прошу.

На самом деле я не хочу, чтобы он со мной делился. Мне ведь уже известно, что Джима Джесс не трогал. Я только что испытала величайшее облегчение – ко мне вернулась вера в родного брата…

– Если поделюсь, ты меня никогда не простишь, – произносит он, и я уже чувствую, как под ногами разверзается пропасть. И сводит желудок. Такого мне не вынести. Не выдержать такого, чего ему «никогда не прощу». Не желаю вытаскивать наружу эти тайны. Открывать шкафы со скелетами. И без того уже достаточно перенесла. Боже, оставь мне отвоеванное с таким трудом у судьбы. Джесс не убивал Джима. Это все. И будет с меня.

– Куда там тетя Ина запропастилась?.. – решительно отталкиваюсь руками от стола. – Пойду проверю. Неровен час, отключилась где-нибудь. Дожевывай пока сникерс.

Джесс кивает – и тоже с облегчением на лице.

Широкими шагами пересекаю комнату, стараясь на обращать внимания на недвусмысленные взгляды в спину. Некоторые из местных заключенных косятся плотоядно, как коты на сметану. Но большинство, кажется, просто завидует человеку, которому можно вот так встать и уйти отсюда. Просто встать и уйти.

Тетю я нахожу восседающей прямо на длинной стойке с умывальниками – пальцы судорожно вцепились в ее край, голова поникла.

– С тобой все нормально? – спрашиваю.

Она поднимает взгляд.

– Да. Ты все узнала, что собиралась?

Молча киваю. Тогда она спрыгивает на пол, и мы возвращаемся в комнату для свиданий.

Но Джесса там уже нет.

На улице пошел дождь, такой сильный и колючий, что капли высоко отскакивают от мостовой. Мы несемся к машине рысью, но все равно успеваем промокнуть до нитки. По волосам и одежде стекают потоки воды.

Выруливая обратно к шоссе, гляжу неотрывно на дорогу, прямо перед собой и никуда больше. Методично кусаю щеку изнутри.

– Он убил Джима или не он? – спрашивает тетя Ина так тихо, что за шумом дождя едва слышно.

– Не он, – отвечаю самым твердым и уверенным за последние несколько недель тоном. – Джесс не убивал, но знает, кто убил. И при каких обстоятельствах.

– Какого же черта он торчит в тюрьме, дуралей?

– Видит в этом способ уберечь нас с мамой и Хани. Говорит: «Если я сяду в тюрьму, целы и невредимы останетесь, по крайней мере, вы. И никто больше не пострадает». – О второй части беседы не упоминаю. И вообще, гори она огнем, сгинь, пропади.

Повторяю, что значение имеет только одно: Джесс не убивал Джима и расплачивается за то, чего не совершал.

Тетя Ина не реагирует, так что я взахлеб продолжаю:

– Он сказал, что «ему все равно никто не поверит» – из-за дурной репутации. Интересно, не значит ли это, что подлинный преступник как раз пользуется всеобщим доверием, его все уважают, в нем не сомневаются. Ну или как минимум его слово окажется точно весомее Джессова. Я сначала заподозрила Кеннета, но наш бедолага возражал так решительно. Да и мне, честно говоря, трудно представить себе сводного брата в такой роли…

Тетя согласно хмыкает.

Потом какое-то время едем молча. В мозгу моем лихорадочно прокручиваются варианты, но концы с концами нигде не сходятся – в складную картину, по крайней мере.

– Черт, черт! – не выдерживаю я, в сердцах ударяя ладонями по рулю. – Ну почему вместо дурацких ребусов Джиму было просто не ответить на мой вопрос? Как бы это все упростило!

Тетя кладет мне руку на плечо – успокаивает – и просит:

– А ну, повтори-ка еще разок поточнее его слова.

Вздыхаю тяжело, но делать нечего: шаг за шагом разыгрываю перед нею сцену воскрешения призрака заново, стараясь не упустить ни единого эпизода:

– …А потом добавил: мол, долгие годы вил сам себе веревочку. Или затягивал петлю… А, вот: «Сам лез в петлю и не успокоился, пока не залез». Что-то в этом роде. – Звучит знакомо и немного странно. Где-то я это уже слышала раньше, еще раньше… Вот только где? – Кстати, так принято говорить? В смысле, многие ведь используют такое выражение: «Сам лез в петлю и не успокоился, пока не залез»? – Смутное воспоминание витает где-то совсем рядом, над головой.

– Я, по-моему, первый раз слышу.

Что-то тут кроется, только никак не нащупаю… И все думаю, думаю, напрягаю и напрягаю башку – до тупой боли в затылке.

И тут меня осеняет:

– О боже! Господи!

Тетя Ина даже головой дергает.

– Что?!

– Фрэнк! – В сознании моем четко проступает его рокочущий баритон. Тогда, при последнем разговоре. В трейлере. – Когда Джим стал распространяться о петле, я еще подумала: интересный оборот, недавно я его слышала… Так вот! Фрэнк приезжал извиняться перед мамой за поведение на кладбище несколькими днями раньше. Не застал ее, сидел со мной. И сказал почти точно то же самое: «Есть такие люди – сами лезут в петлю. И не успокоятся, пока не залезут».

И тут же следом в сознании всплывает вторая формулировка, вернее, пьяное восклицание – уже на стройке, в ночь заклинания Джимова духа: «Он! Только он, вина на нем одном… Лживый насквозь, коварный червяк». Это о Джессе – я сразу догадалась, только не подумала, что тут скрыта некоторая доля истины. Тайный смысл. Что же все-таки наделал Джесс, в чем его «вина» и как она связана с Фрэнком?

Однако теперь совпадают все кусочки мозаики, один к одному: упрямое и непреклонное стремление взвалить вину именно на моего брата, странное и необъяснимое поведение на стройплощадке, голосовое сообщение на моем телефоне.

– Я не утверждаю, что он лично тюкнул Джима молотком, но он как-то замешан – это точно. Иначе ничего не сходится. – Наверное, подсознательно я с самого начала догадалась, только боялась себе признаться, поверить.

– Не знаю, Шейди, – протягивает тетя Ина. – Возможно.

Чтобы успокоиться, делаю вдох-выдох.

– Мне необходимо его повидать. Поскорее. Разобраться. Понять, почему он так упорно указывает на Джесса. Почему не допускает даже подозрений в адрес других. Доступ на стройку имела чертова прорва народу, и не сомневаюсь, зуб на Джима имела добрая половина из них. Преступником мог оказаться любой работник фирмы. Фрэнку это прекрасно известно. А он в первую же минуту, без малейших колебаний, ткнул пальцем в Джесса. Этот человек что-то утаивает, и я должна выяснить – что.

Тетя выдерживает паузу, прежде чем ответить:

– Я думаю, не надо, Шейди. Не стоит тебе идти на открытое столкновение с Фрэнком. Ты – девушка шестнадцати лет, он – взрослый мужик. И совсем не такой святой, каким его славит молва. Мы тесно общались в молодости…