Выкладываю на стойку свой «аргумент».

– Помнишь эту штуку?

– Скрипку? – Фрэнк старается придать тону пренебрежительный оттенок.

Одним движением щелкаю застежками и откидываю крышку.

– Она принадлежала моему папе. А помнишь, как он на ней играл?

– Ну и? – Купер пятится.

– Теперь я сыграю. – Выдерживаю эффектную паузу: напряженное и красноречивое молчание в ответ только сгустит атмосферу. – Хочешь узнать, что произошло между мной и твоим братом, когда я вызвала его дух? – Смотрю неотрывно. Выжидаю. – Хочешь узнать, что он мне сказал?

Он принимается дергать себя за бороду и ежеминутно резко оглядываться направо.

– У тебя бы никогда не…

Резким движением подношу скрипку к подбородку, взмахиваю смычком, как саблей.

– Может, свистнем его сюда? Прямо сейчас? А что? Попрощаешься с братом по-человечески. Скажешь, как полагается: мне тебя не хватает, навеки в моем сердце… И все такое.

Легонько-легонько провожу смычком по струнам. Скрипка издает высокий дребезжащий звук. Фрэнк отступает еще на шаг.

Нота затихает, увядает, но не умирает во мне, а снова рвется наружу – верни меня, верни миру. Однако я размечталась, надо сосредоточиться.

– Джим не отпускает тебя, мучает, да? – продолжаю я. – Знаешь, духи, они такие: если насядут, уже не слезут. Бубнят и бубнят, как заевшая пластинка. Они не виноваты. Такова уж их природа. Преследуют жертву, пока не перетащат к себе.

Сердце мое колотится, по всему телу бегают мурашки размером со слона, но я не закрываю рта, все мелю и мелю языком. Это важно.

– Меня не обманешь. Я же чувствую – он и здесь. Он с нами. Одно твое слово – и покажу его тебе во плоти! – Изначально я планировала в этом месте блефануть, но теперь нужды нет: Джим и вправду прилетел сюда собственной бестелесной персоной. Надо же, какой оборот: после ночи нашего рандеву его связь с земным миром только укрепилась!

Снова взмывает смычок. Фрэнк бросается на меня и шлепком выбивает его из руки.

– Дрянь паршивая! Сучка малолетняя! – Спокойствие и бравада испарились без следа.

А я от неожиданности и потрясения на секунду застываю столбом. Даже после голосового сообщения и признания тети Ины поверить сразу в монстра, вырвавшегося из благодушной оболочки Фрэнка, трудно – кажется, что тебе изменяет зрение. Вот каким, стало быть, его застали папа со своей сестрой в юности. Ну и Джим, ясное дело.

Тетка, хотя и съеживается под занесенной для удара рукой агрессора, храбро загораживает меня своим телом. До сих пор она стояла, словно в рот воды набрав, но теперь поток ее речей не остановить:

– Ну, давай! Что же ты? Может, в полицию позвонишь? Самое время! Выложишь им все, что знаешь об убийстве! Глядишь, Джим смилуется и даст тебе хоть немного роздыха. Тогда…

– На мне нет вины! Нету! – вопит Фрэнк, но не нам, а куда-то через наши головы, вроде как в окно, но я-то – по сквознячку вдоль шеи – понимаю, что́ у него перед глазами. Вернее, кто.

– А мы тебя и не виним, но не развлечения же ради твой брат ошивается у тебя в коридоре. Он уж, небось, недели две за тобой гоняется, правда? – наступаю я.

Теперь все ясно: не бредил Фрэнк тогда, на стройплощадке, а с Джимом вел тяжелый спор.

Неистово он хватает со стойки администратора тяжелую стеклянную миску с мятными леденцами (те разлетаются по полу на несколько метров вокруг) и, сжимая ее за край, надвигается, шатаясь, на меня.

– Твой чертов брательник наплел, что я – убийца? Ну так он соврал! Он врет всегда и по любому поводу!

Я инстинктивно отшатываюсь.

– По какому еще поводу, Фрэнк? Что ты хочешь сказать?

– Естественно, поверил! Как не поверить? – орет он уже поверх моей макушки. – Я же видел, как ты смотрел на Марлен.

– При чем тут твоя жена? – переспрашивает тетя Ина, но безумец ее, конечно, не слушает, а все наступает и наступает на меня: в мясистом кулаке – миска, взгляд устремлен на привидение Джима.

– Шейди, живо в машину! – пронзительно пищит тетя Ина. Однако я медленно, очень медленно и осторожно поднимаю смычок, укладываю его рядом со скрипкой в футляр…

– Не трогай! Не прикасайся! Руки прочь от этого дерьма! – верещит Фрэнк, а в глазах – темень, дичь и боль. – Ваша полоумная наркоманская семейка придурков-визионеров-психопатов уже лишила меня брата. За это я…

На этих словах я захлопываю футляр и щелкаю замками.

– За это ты его убил? – Правда оказывается простой и сразу утрамбовывается у меня в груди с ужасающей определенностью. – И за это он теперь преследует тебя?

Фрэнк подступает еще ближе.

– Я…

– Ты его убил! – перебиваю я, и страх заполняет все мое существо. Я стою лицом к лицу с тем самым человеком, который проломил Джимов череп молотком, как скорлупу, не в силах отвести взора от тяжелого стеклянного предмета у него в руках. От бицепсов, налитых сокрушительной мощью.

Ноги немеют, почти не слушаются, но я заставляю их нести меня к выходу, а скрипку прижимаю к груди. Сердце бьется о футляр, и, клянусь чем угодно, я ощущаю ответный стук прямо изнутри волшебного инструмента. Сердца стучат в унисон.

– Если его прикончил ты, выход один: сознаться и принять наказание, иначе Джим тебя не оставит. Дух будет душить тебя, пока ты не испустишь свой дух. Так поступают все призраки со своими погубителями.

Теперь на лице Фрэнка мольба, только мольба, обращенная сантиметров на десять выше моей головы. Еще секунда – взгляд прямо на меня – и опять бешенство.

– Убирайся! – верещит он так громко, что голосовые связки вот-вот порвутся, заводит руку за спину, как дискобол, и мечет в меня свое орудие.

Мы с тетей ничком бросаемся на пол, стеклянный дождь проливается на наши головы. Целился противник, конечно, не в нас и не нам командовал убираться. Но осколки от этого менее острыми не стали. Да и живых людей порешить Фрэнк в таком состоянии, пожалуй, сможет, если подвернемся под руку. Хватаю тетку за локоть, и мы опрометью несемся прочь из дома, подгоняемые диким ревом хозяина.

Ливень все еще хлещет, крытую гравием стоянку залило грязными лужами, мы шлепаем прямо по ним, я рывком отворяю водительскую дверцу и ныряю в салон, одновременно ощупью пытаясь пристегнуть ремень безопасности. Фрэнк уже на всех парах несется к машине, так что даю полный задний, не позволив тете Ине даже толком закрыть дверцу с ее стороны. Так же, прямо задом, не разворачиваясь, но визжа и скрежеща шинами, мы вылетаем на пустую в этот час дорогу.

Не представляю, погонится ли он за нами, но ждать этого не собираюсь. Фрэнк Купер лишил жизни моего отчима. Своего брата. И взвалил вину на моего. Тут явно рисковать не стоит.