Почему мы уезжаем? — спросила Владимира, дозваниваясь до Марата.

— В городе опасно.

— Опасно? Подождите… Игнатов? — ахнула, тут же передумав кидаться в Марата обвинениями.

И он ответил мне на вызов:

— Да, Аль, ты в машине?

— Едем. В аэропорт, да?

— Да. Я тоже еду.

— Игнатов объявился, потому приходится уезжать в спешке?

— Аль…

— Он здесь? — перебила, паникуя. — Дмитрий Константинович здесь, так?

— Да.

— Он не с самого начала был с Василием. Я так поняла, что он не знал, что его сын меня похитил, — зачастила я. — А когда узнал — приехал. И когда ты пришел, Дмитрий Константинович… нет, он не решил меня отпустить, но он хотел связаться с тобой, Марат. Вроде мирно хотел договориться: меня бы вернули тебе, и вы бы прекратили воевать. Он как раз говорил, что согласен связаться с тобой, а Василий спорил с этим, отказывался, хотел меня убить, и видео тебе послать, а Дмитрий Константинович не позволял.

Я это помню. На всю жизнь запомнила, как Игнатов-старший решил уступить, попробовать договориться мирно, а затем… затем пришли люди Марата, и началась кровавая баня.

— Он мне уже об этом сказал. Игнатов-старший, — отрезал Марат. — Я поговорил с ним.

— Так он с тобой, да? Я не понимаю, почему тогда мы уезжаем?

— Мы встречались. Тебя он не смог выследить, как и я… черт, давайте не в аэропорт, состыкуемся с Владимиром, Алика поедет со мной в машине, — услышала я слова Марата, обращенные не ко мне. — Аль, встретимся на выезде, не паникуй только, будь спокойна и помни про ребенка.

— Я помню, да, — голос дрожит, когда мне говорят чтобы я успокоилась, я еще больше нервничаю, как и все люди, наверное. — Так что с Игнатовым?

— Тебя он выследить не мог. Я тоже. Но Игнатов выслеживал меня. И выследил, а затем и на твой след вышел из-за меня.

— Но…

— Аль, он сына лишился, — прервал меня Марат. — И себя считает правым, уверял, что убить бы тебя не позволил, но явился я, и его сын мертв. Меня он выслеживал, чтобы отомстить за сына. Отлежался, он ранен был, притих на время, а как я сюда прилетел, понял, что это шанс. Вдобавок, ты здесь оказалась.

Господи, как же мне осточертела эта кровь!

—Так что с ним? Ты сказал, что говорил с ним, с Дмитрием Константиновичем!

— Его мои люди обезвредили, но… слушай, давай поговорим, как вместе в машине будем?

— Нет, давай сейчас, — повысила я голос.

— Будешь спрашивать, жив Дмитрий Константинович, или нет? — недовольно усмехнулся Марат.

Наверное, он мертв.

— Нет, я не стану об этом спрашивать. Я просто не пойму, почему нам приходится уезжать!

— Он нанял киллера, чтобы убить меня. Мои люди его нашли, обезвредили. Игнатова-старшего тоже. Но город лучше покинуть. Успокойся, через пару минут состыкуемся, поедем вместе.

Я закивала, забыв, что Марат не может меня видеть.

Значит, Дмитрий Константинович решил отомстить за сына, как Марат и говорил мне раньше. Выследил, нашел убийцу, и теперь оба обезврежены, возможно, мертвы. А мы улетаем. Из-за шумихи, которая может подняться? Или есть что-то еще?

Мы уже на выезде, миновали остановку с мрачным названием «Крематорий», написанном белым на местами синей, а местами ржавой вывеске. Дорога пустая: наша машина, позади еще одна, в ней охрана. Где-то впереди, наверное, Марат.

Поскорее бы увидеться! Не о таком чуде я просила. «Бойтесь своих желаний» во всей красе.

— С вами все хорошо? Может, воды? — встревоженно спросил Владимир. — Сзади есть две бутылки Сан Пеллегрино.

— Да-да, — пробормотала я.

С каждой секундой все тревожнее, и тревожнее. Марат сказал, что мне не нужно бояться, и вроде это логично, так? Дмитрий Константинович был последним, кто нам угрожал, и его… его, наверное, больше нет. Он мертв. Черт, я настолько очерствела, что мне даже плевать, что Марат снова лишил жизни человека! Наверное, иначе было никак. И киллер, нанятый Игнатовым, тоже обезврежен. Бояться нечего. Нечего же?

— Вон машина Марата Вадимовича, — сказал Владимир, и я увидела две машины — Марата и одну сопровождения. — Выходите, и сразу же в машину. Без промедлений, Алика Владимировна, хорошо? Лучше бы до аэропорта доехать на разных, не мелькая на улице, конечно, но…

Он замолчал.

— Но что? Почему лучше бы доехать до аэропорта на разных машинах? — ужас, какой дрожащий у меня голос, как у истерички. Но мне не по себе еще сильнее!

— Неважно. Марат Вадимович считает, что вы в стрессе, и лучше вам сейчас находиться рядом с ним, так что поедете вместе, — с явным неодобрением ответил Владимир. — Сейчас состыкуемся. Выходите, и сразу же к Марату Вадимовичу на заднее сидение. Очень быстро, поняли?

— Д-да. Поняла.

— Выйдете, как я разрешу, как остановимся.

Это я поняла, но к чему такая спешка — нет. И почему Владимир настолько встревожен — тоже. Пальцы мерзнут, руки дрожат. Снова накрыло то самое чувство, владевшее мной, когда я сидела, запертая Василием Игнатовым, и чувство это — беспомощность.

Что-то происходит. Что-то очень плохое, но что?

Мы остановились. До машины, где сидит Марат пройти шагов пять-шесть навскидку. Позади нас машина с охраной, сбоку тоже — те, кто Марата сопровождал. По встречке, метрах в тридцати едут две машины, в остальном все тихо.

Стекла машины, где ждет меня Марат, затонированы. Дочерна. И это почему-то очень пугает — а он ли там сидит? Еще и эта безвестность… нет, хватит!

Я вышла из машины под окрик:

— Куда? Оставайтесь в машине, пока я не разрешил…

Что? Почему оставаться?

Я побежала, всего-ничего же до Марата, пара шагов. Дверь открылась, я увидела его внутри, а затем он выскочил. Позади меня кричит Владимир, лицо Марата искажено ужасом.

А затем грохочут выстрелы.

Я видела всё невнятными кадрами: вот окно машины, ехавшей по встречке, открылось; вот раздались выстрелы; и…

И Марат оказался передо мной. Обнял крепко, а затем навалился на меня всем телом.

Очень тяжелым телом, которое начало оседать, приваливая меня к земле.

В ушах гадкий звон, я дезориентирована, ничего не понимаю… ничего! Марата подхватили, меня запихнули в машину. Владимир. Он стрелял? Нет, не он же, а тот кто сидел в машине, которая ехала по встречной полосе.

— Марат… где…