Пожирательница Печали обхватила голову.

– Кто-то тянет из меня магию. Это ты, старуха?

– Какую магию? – спросила безумица, становясь рядом с Сян и беря ее под руку, чтобы поддержать. Сестру Игнацию она одарила тяжелым взглядом. – Нет у тебя никакой магии. – Безумица обернулась к Сян: – Вечно она что-нибудь выдумает.

– Молчать, идиотка! Ты сама не знаешь, о чем говоришь!

Пришелица пошатнулась. Казалось, ноги ее вдруг стали сделаны из сырого теста.

– Когда я жила в замке, – сказала Сян, – ты каждую ночь приходила и кормилась печалью, которая сочилась из моей комнаты.

– Когда меня заперли в Башне, – сказала безумица, – ты ходила от камеры к камере в поисках печали. А когда я научилась запирать свою печаль внутри, прятать ее от тебя, ты рычала и выла.

– Ты лжешь, – рявкнула Пожирательница Печали. Но это была правда. Луна видела, какой нестерпимый голод снедал Пожирательницу Печали. Даже сейчас – даже сейчас! – она исступленно пыталась нащупать хотя бы кроху печали, чтобы заполнить бездонную пустоту в душе. – Ты ничего обо мне не знаешь!

Но Луна знала. Оком разума она видела, как в воздухе между ней и Пожирательницей Печали повисло сердце-жемчужина. Оно было сокрыто так долго, что, наверное, Пожирательница Печали сама позабыла о его существовании. Луна поворачивала жемчужину так и сяк, разглядывая покрывавшие ее щербинки и трещинки. Воспоминание. Любимый человек. Потеря. Прилив надежды. Пропасть отчаяния. Сколько чувств может вместить в себя одно-единственное сердце? Луна посмотрела на бабушку. На маму. На человека, который вышел на бой за жену и сына. «Бесконечное множество чувств, – подумала Луна. – Бесконечное, как вселенная». Весь свет, вся тьма, все бесконечное движение; все пространство и время, и пространство в пространстве, и время во времени. И она поняла: нет границ для сердца, и вместить оно может в себя все на свете.

«Как страшно, когда твои собственные воспоминания тебе неподвластны, – подумала Луна. – Уж это-то я знаю. Теперь знаю. Хочешь, я помогу тебе?»

Луна сконцентрировалась. Жемчужина треснула. Пожирательница Печали вытаращила глаза.

– Некоторые, – сказала Сян, – предпочитают власти любовь. Даже не некоторые, а почти все.

Луна сосредоточилась на трещине и взмахом левой руки вскрыла ее. И наружу хлынула печаль.

– Ах! – воскликнула Пожирательница Печали, прижимая руки к груди.

– А НУ СТОЙ! – раздался голос с небес.

Луна подняла голову, и крик ужаса застрял у нее в горле. Прямо над ней распахнул свои крылья огромный дракон. Он облетел стоящих еще и еще раз, сужая круги. Он дышал пламенем. И при этом выглядел странно знакомым.

– Фириан?

Сестра Игнация вцепилась ногтями в грудь. Ее печаль потекла на землю.

– Нет! Нет, нет, нет!

В глазах набухали тяжелые слезы. От рыданий прерывалось дыхание.

– Помнишь мою мать? – закричал дракон, похожий на Фириана. – Она погибла из-за тебя!

С этими словами дракон вошел в пике и с грохотом опустился на землю. В стороны брызнули фонтанчики камня.

– Моя мать, – бормотала Пожирательница Печали, не замечая нацелившегося на нее исполинского дракона. – Мать, отец, сестры и братья. Деревня, друзья. Их больше нет. Осталась только печаль. Печаль и память, память и печаль.

Дракон, похожий на Фириана, обхватил Пожирательницу Печали за пояс и приподнял над землей. Та повисла безвольно, как кукла.

– Я сожгу тебя заживо! – загрохотал дракон.

– ФИРИАН!

Это был Глерк. Он бежал вверх по склону, бежал так быстро, что Луна не поверила своим глазам.

– Фириан, отпусти ее сейчас же! Ты сам не знаешь, что творишь!

– Нет, знаю, – ответил Фириан. – Она плохая.

– Фириан, не надо! – закричала Луна, вцепившись в лапу дракона.

– Я скучаю по маме, – всхлипнул Фириан. – Знаешь, как мне ее не хватает? Пусть ведьма за все заплатит.

Глерк остановился и оказался высоким, как гора. Невозмутимым, как Топь. Он смотрел на Фириана, и в глазах его была вся любовь мира.

– Нет, Фириан. Это слишком простое решение. Посмотри глубже.

Фириан закрыл глаза, но Пожирательницу Печали не отпустил. Из-под опущенных век дракона текли огромные слезы. Падая, они оставляли на земле дымящиеся кляксы.

Луна вгляделась еще внимательнее, отбросив слои памяти, окутывавшие бывшее сердце, а ныне жемчужину. Увиденное поразило ее до глубины души.

– Она отгородилась от своей печали, – прошептала Луна. – Она спрятала ее и сдавила, и сдавливала все сильнее и сильнее. И печаль стала такой твердой, тяжелой и плотной, что даже свет норовил ее обогнуть. Она затянула в себя все. Печаль высасывала печаль. Она хотела новой и новой печали. И чем больше получала, тем больше хотела. А потом оказалось, что печаль можно превратить в магию. И она научилась создавать вокруг себя новую печаль. Она растила печаль, как крестьянин растит пшеницу и скот. И обжиралась чужим горем.

Пожирательница Печали всхлипнула. Из глаз, изо рта и ушей у нее истекала печаль. Женщина лишилась магии. Печаль, которую она скопила в себе, тоже оставляла ее. Вскоре у нее не останется ничего.

Земля содрогнулась. Из кратера ударили в небо столбы дыма. Фириана трясло.

– Бросить бы тебя в вулкан за все, что ты сделала, – сказал он сдавленным голосом. – Или проглотить и больше никогда о тебе не думать. Ты ведь не подумала о моей маме.

– Фириан, – позвала Сян, протягивая руки. – Ненаглядный мой Фириан. Большущий-пребольшущий мой мальчик.

Фириан снова заплакал. Пожирательницу Печали он выпустил, и та кулем упала на землю.

– Тетушка Сян! – тоненько сказал он. – Знаешь, сколько я всего чувствую!

– Знаю, милый, – ответила Сян и поманила его к себе. Обняла руками изрядно подросшую голову и поцеловала в огромный нос. – У тебя большущее-пребольшущее сердце. Оно таким было всегда. Да, с нашей Пожирательницей Печали надо что-то делать, но в вулкан ее бросать не надо. А если ты ее съешь, у тебя заболит живот. Так что…

Луна наклонила голову и пригляделась. Сердце Пожирательницы Печали было разбито на кусочки. Без магии хищнице его не починить, а магии-то у нее больше и не было. И Пожирательница Печали разом начала стареть.

Земля опять затряслась. Фириан огляделся.

– Тут все трясется, не только наша скала. В земле открылись щели, из них идет ядовитый воздух. Для Луны это плохо. И для всех остальных, наверное, тоже.

Безволосая женщина – безумица («Нет, – подумала Луна, – не безумица, а моя мама. Она – моя мама». От этого слова она задрожала) опустила взгляд на свои башмаки и улыбнулась.

– Мои башмаки в считаные мгновения доставят вас куда угодно. Пусть дракон унесет сестру Игнацию и Чудище. Остальные пусть забираются ко мне на спину. Побежим в Протекторат. Надо предупредить людей о вулкане.