Было уже начало второго ночи, но в привилегированном игорномклубе, членом которого был Клейтон, никто не смотрел на часы. Клейтон удобнорасположился в кресле, не слишком обращая внимание ни на разговоры окружающих,ни на карты в собственных руках.

И сколько бы он ни пил сегодня, как бы ни пытался, не могсосредочиться на игре и на равных участвовать в непринужденных мужских беседахприятелей и знакомых. Он женился на колдунье, подобно острому шипу, занозившейсердце. Невыносимо больно оставить ее там и еще больнее вырвать. Перед глазамивсе время вставала жена в этом чертовом зеленом платье, подчеркивающем все еепрелести. Руки ныли от невыносимой потребности ощутить шелковистую свежесть еекожи, а от похоти кружилась голова. Похоти, не любви. Он больше не считает эточувство любовью. Все, что он испытывает к Уитни, можно назвать лишь случайнымприливом желания. Более чем случайным, если быть честным с самим собой.

Как она посмела вообразить, что отправится куда-то одна втаком платье? И что имела в виду, когда заявила, будто он запретил ей ездитьверхом лишь для того, чтобы помучить? Он отдал приказ конюхам несколько днейназад, когда заподозрил, что она беременна, и был уверен в ее неведенииотносительно собственного состояния. Правда, ему в высшей степени безразлично,что подумает эта коварная лгунья. Он не обязан объяснять свои поступки — ейпридется молча подчиняться, только и всего.

— Рад видеть вас, Клеймор, — сердечно приветствовал егоУильям Баскервиль, занимая свободный стул за столом, рассчитанным на шестьигроков. — И удивлен.

— Почему? — равнодушно бросил Клейтон. — Только сейчас виделвашу жену на балу у Клифтонов. Думал, вы тоже там, — объяснил Баскервиль,поглощенный укладыванием фишек в стопки и готовясь начать игру по-крупному. —Выглядит прелестно, я так ей и сказал.

Это невинное замечание вызвало такой недоверчивый взглядгерцога, что Баскервиль смутился и счел своим долгом вежливо заверитьсобеседника:

— Ваша жена всегда выглядит прелестно, и я всегда говорю ейэто.

Но к величайшему смятению и недоумению Баскервиля,собеседник, вместо того чтобы по крайней мере улыбнуться и кивнуть, медленновыпрямился и замер в кресле, нахмурившись, как грозовая туча. Лихорадочнопытаясь сообразить, чем мог оскорбить собеседника, Баскервиль, к несчастью,пришел к совершенно неверному заключению, что его комплименты могли показатьсяслишком бесцветными мужу дамы, который, если верить сплетням, питает необычайнопылкие чувства к молодой жене. Беспомощно оглядев остальных сидевших за столомигроков, Баскервиль в отчаянии продолжал:

— Все посчитали, что герцогиня выглядит неотразимопрекрасной в таком необыкновенном зеленом платье, точно под цвет ее глаз. Я такей и сказал. Пришлось дожидаться в длинной толпе поклонников, чтобы пробратьсяк ней поближе, поскольку она была окружена молодыми людьми и старымиископаемыми вроде меня. Огромный успех, доложу я вам.

Клейтон очень спокойно, с намеренной сдержанностью бросилкарты на стол. Отодвинув стул, он поднялся, коротко кивнул собравшимся и, нислова не говоря, направился к выходу.

Игра на несколько минут замерла: пятеро оставшихся молчасмотрели вслед герцогу. Все, кроме Баскервиля, убежденного сорокапятилетнегохолостяка, были женаты. Четверо либо весело улыбались, либо безуспешно пыталисьскрыть усмешки. Баскервиль же был крайне озадачен, если не сказать встревожен.

— Черт побери! — прошептал он, глядя на остальных. — Виделибы вы, как посмотрел на меня Клеймор, когда я обмолвился, что встретилгерцогиню у Клифтонов! — Ив это мгновение ужасная мысль осенила его. — Я… развеУэстморленды достаточно долго женаты, чтобы начать ссориться?

— Теперь можно с уверенностью сказать, Баскервиль:Уэстморленды достаточно долго женаты, чтобы начать ссориться, — губы МаркусаРатерфорда дернулись в усмешке.

Добродушное лицо Баскервиля омрачилось:

— Господи Боже! Да я бы в жизни ничего не сказал, зная, чтоэто может привести к скандалу! Она такая милая! Мне просто не по себе при мыслио том, что причинил ей неприятности. Уверен, она никогда бы не поехала на этотпроклятый бал, будь ей известно, что мужу это не понравится.

— Вы так считаете? — осведомился лорд Ратерфорд, обменявшисьпренебрежительными улыбками с остальными тремя игроками.

— Ну конечно, нет, — уверенно заявил Баскервиль. — Если быКлейтон не велел ее светлости ехать, она бы с места не тронулась. В концеконцов, она его жена. Обет, знаете ли, послушание и все такое!

Это весьма смелое замечание было встречено оглушительнымфырканьем и смешками.

— Как-то я сказал жене, что ей совсем ни к чему новыймеховой палантин, который она страстно желала иметь, поскольку у нее уже естьцелая дюжина, — сообщил Ратерфорд, на мгновение забыв об игре. — Я был тверд,топнул ногой и сказал, что она его не получит.

— И она, конечно, смирилась? — испуганно спросил Баскервиль.

— Ошибаетесь, — хмыкнул Ратерфорд. — Вместо этого купилаодиннадцать новых платьев, по одному к каждому палантину, и заявила, что, еслиуж я заставляю ее ходить в отрепьях, по крайней мере никто не осмелитсякритиковать новые туалеты. И потратила в три раза больше, чем стоил сам мех.

— Господи! И вы ее побили?

— Побил? — удивленно повторил Ратерфорд. — Нет, этонисколько не помогло бы, будьте уверены. И потом подобная идея мне не слишкомнравится. Вместо этого я купил ей палантин.

— Но… но почему? — потрясение охнул Баскервиль.

— Почему, старина? Могу объяснить. Потому что не имею нималейшего желания приобрести всю Бонд-стрит[3]3, прежде чем жена немногоуспокоится. Платья чертовски дорого обходятся, но драгоценности… хорошо, что онане успела вспомнить о драгоценностях! Да я бы сэкономил целое состояние,согласись я купить ей мех!

Первые лучи солнца озарили небо, когда Уитни бесшумноступила на мраморную лестницу, чтобы подняться к себе. Она сегодня ужаснотосковала по Клейтону. Ей не хватало ощущения его руки, легонько сжимающейталию, дерзкого взгляда, радости от сознания того, что он рядом. Как он сумелстать самым дорогим для нее человеком за такое короткое время?

Она чувствовала себя настолько безутешной без него, что едване поддалась искушению принести записку и все объяснить. Но что произойдет вследующий раз, если он снова впадет в ярость по неизвестной причине? Опятьначнет наказывать Уитни своим пренебрежением, а ведь это такая скука — знать,что твой возлюбленный рассержен на тебя непонятно почему! Она ничуть не жалелао своем, открытом неповиновении приказу Клейтона сегодня, поскольку надеяласьокончательно выяснить отношения в стычке, которой так добивалась.