– Власти? – ехидно спросил Новодворский и сготовностью улыбнулся первым, мол, шутка юмора.

– Кобызы вошли тихо и жалобно, – продолжиля. – Вошли как беженцы. А русские, как жалостливая и слезливая нация, сширокой душой предоставили им все, последние рубахи сняли и отдали: живите,ребята!.. Здесь у нас хорошо, хоть и бедно. Кобызы прижились, начали плодитьсяс бешеной скоростью, им в России показались условия просто райскими, а вблагоприятных условиях каждый биологический вид спешит размножиться и захватитьвсе ниши. Сейчас они уже резко изменили демографию Рязанской области, но всееще ведут себя в рамках закона. А стычки с местными можно отнести на счетобычного хулиганства, ведь и свои русские друг с другом тоже дерутся, дажеубивают один другого.

Громов сказал быстро:

– Семнадцать складов с оружием!.. Это только за трипоследних месяца. Петр Петрович подтвердит…

Сигуранцев кивнул:

– С достаточно серьезным оружием. Кроме снайперскихвинтовок, что находятся на вооружении только элитных групп спецназа, есть ещегранатометы и даже пара «Стелсов». А это уже угроза нашим самолетам ивертолетам.

Убийло сказал со стоном:

– Но зачем, зачем им эти ракеты?

– Учитывают и результаты нашего совещания, –сказал Сигуранцев с кривой усмешкой. – Эти ребята умеют просчитыватьразные варианты.

– Точнее, за них просчитывают другиеспециалисты, – сказал Громов хмуро.

– В арабских странах?

– Арабы только финансируют, – возразилСигуранцев. – А операции им рассчитывают стратеги из ЦРУ. Для нихтерроризмом является только то, что направлено против США. А если против нас,то это борцы за свободу.

Каганов сказал грустно:

– Тогда президент прав, надо с кобызами что-то делать.В смысле, как-то и в чем-то ограничить, в чем-то стеснить… Ох и противное будетдело! Какой поднимется крик! Европа нас сожрет.

Сигуранцев и Громов переглянулись за его спиной. Повод длякрика в Европе будет, будет.

– У кобызов восемнадцать партий, обществ,движений, – сказал я с завистью. – Вот жизнь бурлит!.. А рядомпокосившиеся хатки рязанских мужичков. Хатки разваливаются, мужички тихо мрутот беспробудного пьянства. А кобызы готовы друг другу глотки порвать заправильное истолкование полета пророка на Бураке… Правда, сперва порвут глоткинам, а потом уже начнут разбираться друг с другом. Подумать только,восемнадцать!.. У нас во всей России столько не наберется.

Сигуранцев добавил со значением:

– Из этих восемнадцати – пятнадцать хорошо вооружены. Иу всех на уме прежде всего восстановление… то есть создание государствакобызов. Разногласие лишь в одном: насколько оно должно быть кровавым. Лишь триорганизации придерживаются ненасильственных действий в любом случае. Но онисамые малочисленные, авторитетом не пользуются.

– Жаль, – вздохнул Убийло.

– Почему?

– Можно бы их поддержать…

– Да? Это значило бы только, что власть они получат насемь лет позже, когда подрастут их дети и получат право голоса. Проголосуют заисламскую республику Кобызстан, что тогда скажете? Все будет мирно и законно.

Агутин сказал с некоторым оптимизмом:

– Отстроченная катастрофа – уже не катастрофа.

– Какая разница?

– К тому времени и в России может что-тоизмениться, – объяснил Агутин.

– То есть сама вымрет?

– Ну зачем же так… по-вашему? Может, кобызы вымрут.Из-за какой-нибудь чумы. Или придут узбеки и всех их перебьют, вспомнив обидыот кобызов тысяча двадцатого года. Или вообще доэрного. А то инопланетянеприлетят и помогут нам стать богатыми и сильными. Но может случиться и вовсеневероятное…

– Что?

– Россия своими силами встанет на ноги. И тогда никакиестрашные кобызы с совсем уж никчемными юсовцами не будут страшны.

Он иронизировал, глаза грустные, но голос в конце сталсерьезнее, я ощутил, насколько ему хочется, чтобы случилось это невероятное.Настолько, что, возможно, готов будет принять некоторое ужесточение центральнойвласти. Вот только непонятно, насколько далеко простирается его «некоторое».

Каганов предложил:

– А что, если предложить закон, который будетназываться примерно так: «Защита от соблазна»? Уже поняли на примере Косово,как небольшая группа переселенцев может изменить демографическую ситуацию встране так, что та перестанет существовать. Вернее, на ее месте возникнетсовсем другая страна. Переселенцы, став большинством, самым демократичным путемсменят правительство, религию, цели и нравы того государства, что раньшесуществовало на той земле. Сменят все, даже название. И современное правовоеустройство ничего не может поделать.

Следовательно, в страну должен быть запрещен въезд такихгрупп. Не только групп, но даже одиночек. Хоть через брак. Хоть как угодно.Лозунг «Франция для французов» должен означать: только для белых. И христиан.Да, кто-то будет обижен несправедливо. Зато Франция будет спасена как Франция ине превратится в Большую Нигерию или Священную Зимбабве, а то и Великий БерегСлоновой Кости.

Демократы посматривали на него настороженно. Как еврейКаганов вроде бы должен быть на их стороне автоматически, но в то же времяприходится помалкивать, что сам Израиль с террористами расправляется без всякойдемократии. Да и сейчас предлагает такое, что ни в одни демократические воротане лезет. Зато Громов и Сигуранцев посматривали с удовольствием.

– А мне нравится Израиль, – бухнул Громов. –Я его постоянно в пример ставлю!.. Хорошая страна, просто прекрасная. Они-тохорошо понимают, что такое свои, а что такое – чужие. И свои интересы всегдаставят выше чужих. Почему? Да просто потому, что это их интересы, родные! К примеру,в их правительстве нет ни одного нееврея.

Он в упор посмотрел на Новодворского. Тот сперва растерялся,даже губы задрожали, потом спросил, сразу ощетинившись, как дикобраз:

– Что вы хотите этим сказать?

– А что сказал, – ответил Громов злорадно. –Умному достаточно. Или вы не совсем того?.. Признайтесь, почем диплом купили?Ах, у вас же их два? У кавказцев на рынке, чтоб подешевше?

Каганов так растерялся, что полез за платком, вот надосрочно протереть очки, а Новодворский вскипел, вступаясь за своего будущегоминистра финансов, а то и вице-премьера, но в растерянности не мог сразуподобрать оружие для нападения и выхватил из арсенала, что всегда под рукой:

– Так вы антисемит?

– А вы фашыст? – спросил Громов громко. Указал наНоводворского и провозгласил еще громче: – Люди, плюйте на него, он – фашыст!Сам признался.

Лицо Новодворского пошло пятнами.