Первыми пришли Громов, Сигуранцев, Босенко, мы чувствовалинекую общность, все-таки – заговорщики, чуть ли не переворот задумали, втайнеот остальных начали работу, потом пришел Забайкалец, а Каганов и Убийло явилисьминута в минуту, оскорбительно точные, европейцы, мать их, мы перед ними чутьли не в лаптях.

Силовики обменивались рукопожатиями, Каганов и Убийлораскланялись с ними с некоторой опаской. Каганов быстро поглядывал в моюсторону, я чувствовал его настороженность, Сигуранцев и Босенко еще могут сосвоей профессиональной выучкой сделать вид, что вообще меня видят впервые вжизни, но танковолинейный Громов как ни отводил глаза, все равно хотелосьповернуть его лицом к стене и тщательно охлопать в поисках гексогена.

– Заходите, – сказал я, – не задерживайтесь.Нет, не здесь. Вот там дверь, та комната для совсем особых случаев. Заседаниебудет коротким, но… важным.

Громов пророкотал:

– Это уж как пить дать. Долгими как раз у нас неважныебывают.

Озадаченные, они покидали этот прекрасный зал и заходили вту комнату для особо важных по одному, я всем пожимал руку и указывал настулья. Атмосфера такая, что зажги спичку, все взлетит на воздух, как будто быздесь море разлитого бензина. Мне показалось, что каждый сдерживает дыхание,как и я, хотя это вряд ли, эти люди круче, у них мозоли и даже роговые наростыот постоянных столкновений, а я все-таки тонкошкурее.

– Итак, – сказал я и выдавил улыбку, как теперь вписьмах ставят обязательный смайлик, не будучи уверенными в наличии чувстваюмора собеседника, – революция, к которой нас так подталкивала ситуация,совершилась… Так вроде бы сказал великий вождь начала прошлого столетия. Вы всечувствовали, что наша система, я говорю вообще о мировой системе ценностей…

Громов, министр обороны, буркнул:

– Западной системы, простите…

Я кивнул:

– Да-да, вы уточнили вовремя. Прекрасная по своей сутизападная система ценностей зашла в тупик. Это понимают и на Западе, но мы вРоссии ощутили на своей шкуре раньше. К добру это или к худу, зависит от того,удастся ли нам выпутаться из сетей демократии, или же пойдем на дно… Я не спешувыносить вопрос на всеобщее обсуждение, без вашей поддержки я, увы, как безрук, ног, глаз и ушей. И вообще без головы. По западным ценностям можно игратьтолько тогда, когда все игроки придерживаются этих правил. А так даже вроде быв цитадели демократии, Штатах, ежегодно расстреливают, сжигают на электрическомстуле, душат в газовых камерах или убивают смертельными инъекциями сотни исотни людей, а десятки тысяч получают по несколько пожизненных заключений!Страны же Востока вообще руководствуются только здравым смыслом и своимиинтересами. Почему мы должны держаться старинных норм… подчеркиваю,прекраснодушных!… что, однако, абсолютно неприемлемы в современном обществе? Впрекраснодушном мире, действительно, надо подставить и левую щеку, но вреальном – таких людей и такие народы затаптывают ликующие варвары.

Сигуранцев пытливо, стараясь делать это незаметно, поглядывална Каганова и Убийло. За Каганова, похоже, не так беспокоился, как за Убийло,Каганов хоть и россиянин в десятом поколении, но в то же время и еврей, своимдалеким Израилем гордится, всю его политику, как и все израильское, любит и,пусть с оговорками, одобряет, так что он обеими руками за то, чтобы и огромнаяРоссия переняла опыт маленького Израиля и пошла таким же путем. Однако Убийлослишком уж далеко зашел в продвижении общечеловеческих ценностей в варварскуюРоссию, подвергался гонениям, на Западе его награждали премиями, печатали еготруды, так что он до мозга костей предан западным ценностям…

Он как чувствовал, что на него поглядывают все, кивнул,когда я замолчал, сказал негромким голосом, не дожидаясь разрешения:

– Дмитрий Дмитриевич, очень хорошо, что вы такуважительно о западной демократии… Я уж опасался, что и вы, вслед за нашимискалозубами пройдетесь по ней сапогами. Западная цивилизация… это свет в нашемвообще-то темном мире. Однако, однако ее принципы прекрасны, когда общаешься вкругу таких же цивилизованных стран и народов. Когда же накатывается волнаварварства… неважно, из-за восточных кордонов или возникает прямо на улицахнаших городов, с варварством надо поступать по его же методам, а не по нашим. Нашенаказание ими даже не воспринимается как наказание. Так что, заканчивая своюкраткую речь, я подтверждаю, что я полностью поддерживаю Дмитрия Дмитриевича вего стремлении несколько закрутить гайки.

Сигуранцев обронил:

– А если не так уж и несколько?

Убийло покачал головой:

– Дмитрий Дмитриевич не станет закручивать слишкомсильно. У него хватит мудрости закрутить ровно настолько, насколько нужно.

Я заерзал, не зная, как сообщить, что уже вот-вот резьбасорвется, так закрутил, никто еще не отдавал таких людоедских приказов, дажеСталин только переселял чеченцев да ингушей подальше от наступающих немецкихвойск, а я пошел намного дальше…

Громов громыхнул:

– Да, он закрутил, но не слишком, не слишком. Какговорите, Дмитрий Дмитриевич, ваш план называется?

– План «Сулла», – ответил я и отметил, какподобрался Каганов, а Убийло побледнел как полотно.

– Сулла спас республику, – напомнилСигуранцев. – Правда, до сих пор не отмоется от пламенных эпитетов, что нанего вот уже тысячу лет льют общечеловеки. А потом раскрутил все гайки, снял ссебя диктаторство и ушел на пенсию, хотя мужик был еще сильный и здоровый.

Каганов криво улыбнулся, голос его показался мне осипшим,будто министр финансов напился из проруби:

– Представляю, что скажет Новодворский! Это же какой подарокему поднесли!

– Почему?

– Это же какой хай поднимется об усилении военщины! Наэтом можно повысить себе рейтинг еще на десяток пунктов.

– В глазах Запада? – буркнул Громов.

– Мы сами на все смотрим глазами Запада, –возразил Каганов. – У нас нет своих глаз, что хреново. А для такойогромной страны – гибельно. Я рад, что вы, господин президент, решаетесьприбегнуть к несколько… чрезвычайным мерам.

Убийло сказал кисло:

– А я не рад, очень не рад… но другого выхода нет, еслидумать о спасении страны.

– Если думать о спасении страны, – сказалСигуранцев, – нас всех пресса вымажет дегтем, вываляет в перьях и будет сгиканьем носить во всех СМИ. Если же жаждем, чтобы Запад нас похваливал, надопродолжать рушить страну. И чем больше ее разрушим, тем больше будет похвал. Аесли сделать России особенно большую гадость, то можно и премию какую-нибудьполучить, бонусы, сахарную косточку… Писателю, чтобы быть принятым на Западе,надо писать, что Россия – страна косоруких дураков, пьянь и рвань.

Босенко буркнул нетерпеливо:

– А что удивительно? Мы в старую эпоху переводили тожетолько тех, кто «критиковал» страны Запада. И называли их лучшими писателямиАмерики, хотя сама Америка про таких и не знала. То же самое делают и там, наЗападе. Только начали раньше нас, еще в эпоху Ивана Грозного, и продолжаютнеотступно, а мы своих подонков с подачи Запада начали бездумно, как попугаи,называть лучшими умами, совестями нации, гордостями и прочими эпитетами, чтонам подсунули… Может, в самом деле пусть кобызы? Что-то мне вдруг расхотелосьспасать наших… действительно косоруких идиотов!