Дядя Чарли поднял повыше трубку, и я услышал радостные возгласы, за которыми последовало троекратное пьяное «Ура!».

В книжном я спокойно прошел в подсобку, словно собираясь получить чек за неделю. Билл и Бад читали. Я запомнил – и всегда буду помнить, – что Бад сидел на своем стуле и слушал симфонию Малера № 1.

– Есть новости? – спросил он.

– О чем? – спросил я.

– Сам знаешь, – сказал Билл.

– Ах, вы про это! Йель? Да, я прошел.

Оба они прослезились – почище моей мамы.

– Ну, придется ему поскрипеть мозгами, – сказал Билл Баду, пока тот утирал глаза, сморкался и нюхал кулак – все одновременно.

– Боже, боже, ему столько всего надо прочесть за это лето!

– Платона, – сказал Бад. – Он должен обязательно прочесть «Республику».

– Да-да, – подхватил Билл, – они начнут с греков, это совершенно точно. Но может, лучше попробовать пьесы? Эсхила, например. «Антигону»? «Птицы»?

– А как насчет Торо и Эмерсона? Эмерсон точно понадобится.

Они повели меня по магазину, сбрасывая сразу в две корзины книги без обложек.

В мой последний день на работе мы с Биллом и Бадом стояли в подсобке, ели бублики и пили шампанское. Прощальная вечеринка, но мне она почему-то напомнила похороны.

– Слушай, – сказал мне Билл, – мы тут с Бадом поговорили…

Они смотрели на меня, как на птицу в клетке, которую собираются вот-вот выпустить в дикую природу.

– Наверное, разумно будет, – продолжил Билл, – немного умерить твои ожидания.

– Ты выглядишь каким-то… напуганным, – заметил я.

Билл откашлялся.

– Мы просто подумали, есть такие вещи, к которым ты…

– Не совсем готов, – закончил Бад.

– Например?

– Разочарование, – без колебаний произнес Бад.

Билл кивнул.

Шампанское ударило мне в нос.

– Я думал, вы скажете «наркотики и алкоголь», – ответил я. – Или девушки. Или детки из богатых семей. Или сердитые профессора. Но разочарование?

– Разочарование более опасно, чем все они вместе взятые, – сказал Бад.

Он принялся объяснять, но я не слушал. Я слишком громко смеялся.

– Ладно, – сказал я наконец. – Я постараюсь избегать… разочарований! Ха-ха!

Бад с ожесточением понюхал кулак. Билл разгладил свой вязаный галстук. Вот бедолаги, думал я. От сидения в подсобке у них ум за разум зашел. Разочарование! Как я могу разочароваться, когда с этого момента и навсегда все у меня будет идеально!

Мы погасили свет и вышли из магазина. Я пожал им руки и свернул в одну сторону, а они в другую, и то был последний раз, когда я видел Билла и Бада. Когда я вернулся в Аризону на Рождество и заглянул в магазин, мужчина за кассой сказал, что их обоих уволили. Он не объяснил почему, и мне осталось лишь надеяться, что дело было не в книгах без обложек.

– Как ты тут справишься без меня? – спросил я маму в аэропорту.

Она засмеялась, но потом поняла, что я не шучу.

– Главное, заботься о себе. И всегда помни: мне приятно знать, что ты получаешь восхитительный опыт.

В то лето я хотел остаться в Аризоне, провести время с мамой. Ни в коем случае, сказала она. Шерил договорилась, чтобы меня снова взяли в юридическую фирму, заработать карманных денег на колледж, и мама хотела, чтобы я поездил на Гилго с дядей Чарли и парнями.

Мы сидели, дожидаясь рейса, и глядели на табло со временем прилетов и вылетов. Я что-то сказал про встречи и расставания в нашей жизни. Мама продела свою руку мне под локоть.

– У тебя будет еще много каникул, – сказала она. – Заметить не успеешь, как уже вернешься… домой.

Она по-прежнему спотыкалась на этом слове.

Объявили посадку на мой рейс.

– Тебе пора, – сказала мама.

Мы поднялись.

– Я лучше бы остался. Еще на пару недель.

– Ступай!

– Но…

– Иди, Джей Ар, – сказала она. – Иди.

Мы посмотрели друг на друга, и не так, как перед расставанием на долгое время, а словно уже после него. Мы были настолько сосредоточены на том, чтобы выжить – и проникнуть внутрь, – что давным-давно не смотрели один на другого. И вот теперь я смотрел маме в лицо. Ее карие с прозеленью глаза были мокрые, нижняя губа дрожала. Я обнял ее, прижал к себе – крепко, как никогда.

– Иди, – сказала она. – Пожалуйста, иди.

Сидя в самолете перед вылетом, я глядел в окно и проклинал себя за то, что подвел маму. В судьбоносный момент расставания с ней я