А через миг все закончилось.

Исчезли меловые узоры, растворившись, слившись с домом, пропали глубокие царапины с моего тела, зажили дыры от иглы в ладонях. Снова треснули, хрустнули, застонали кости, снова дрожь и боль пронзили от затылка до пяток, прострелили спину, лопатки, ребра. Цвета и звуки потеряли глубину, стали менее четкими и более размытыми. Я вернулась к своему обычному состоянию. Выжатый, как лимон, Анатолий все еще лежал на столе, я развалилась на стуле, мы оба тяжело дышали, у обоих пот струился по щекам и лбу, и мы оба удовлетворенно улыбались.

— Поздравляю, — пробормотал колдун. — Гарантия будет продленная — тридцать пять лет, с учетом надлежащего ухода.

— Благодарю, — чинно кивнула, и мы расхохотались.

Хозяин похоронного бюро ушел через полчаса. Я впустила Крюгера, тут же нацепила на него ошейник, насыпала в миску собачьего корма и поплелась к себе в душ, отчаянно давя зевки. Как добралась до кровати, помню смутно. Но поспать удалось не больше часа, потому что через час в отель вернулись домашние. И вернулись какие-то слишком взвинченные и взбудораженные, хмурые.

— Кит? — оглядела я честную компанию, стараясь окончательно проснуться.

Они все стояли в моей комнате, кроме теть Розы, которая уже колдовала на кухне, и все хранили напряженное молчание. Нехорошее молчание.

— Мы к тебе заехали по дороге, — начал серьезный, как никогда, Костя.

— В квартиру? — нахмурилась.

У себя в квартире я бывала редко, даже толком не помнила, где валяется мой комплект ключей. И трешку эту держала просто на всякий случай: в районе на отшибе, с дурацкой планировкой и еще более дурацким ремонтом от предыдущих жильцов… В общем, просто на всякий случай. Там иногда ночевал Кит, когда хотел отдохнуть от нас или был слишком пьян, чтобы возвращаться в отель.

— Да, — кивнула Ксенька, садясь на кровать.

— Зачем?

— Хотели велик Кита забрать, — дернул плечом мальчишка.

— И?

На несколько секунд снова повисла тишина, ребята переглянулись, Ксюша кивнула на вопросительные взгляды брата и панка. Бугай достал телефон, покопался в нем еще несколько мгновений, почти заставив меня скрипеть зубами, а потом сунул мне его под нос.

— Вот, смотри.

На экране было фото двери. Виднелись часть подъезда, замызганный коврик, задорно поблескивающий латунный номер «тринадцать» и дверной глазок, красовалась наверху острыми краями разбитая лампочка и… надпись. Огромная, мерзко-желтая надпись из дешевого баллончика во всю дверь и часть стены: «СДОХНИ СУКА».

Блеск.

[1] Эли перевела на русский первые две строчки песни Чарльза Брэдли — The world.

Ярослав Волков

Серьезно, эта ситуация начинала бесить. Нашли еще один труп. Урод ускорился, кем бы он ни был, и это дурной знак. Если бы это было действительно психическое расстройство, я бы сказал, что оно прогрессирует. Но это одержимость. А значит, сущность, которая сидит внутри маньяка, растет, ей надо больше энергии, больше криков и боли и больше жертв, соответственно. Плохо.

Плохо, потому что на маньяка до сих пор ничего нет.

Ну или почти ничего.

По предыдущей жертве появилась кое-какая информация. Девушка пропала за неделю до смерти. Последний раз ее видела охрана офиса, выходящей из здания, а потом все. Тачка так и осталась стоять на казенной стоянке, брошенная и больше никому не нужная. Никого постороннего на территории парковки или самого здания в это время камеры не зафиксировали. Вообще в тот вечер даже сотрудников практически не было.

Куда делась Оксана Лебедева, никто не знал.

Но…

Но значит, маньяк держал девушку у себя что-то около недели. Пытал.

Осталось понять: почему она, почему они. И вопрос на миллион: как он заманивает девушек?

Как и обещал, Саныч нашел мне этнографа. Опытного, знающего своего дело мужика. От Игоря, в отличие от Сухаря и его команды, я ничего не скрывал, рассказал даже то, что мне удалось узнать от незабвенной Ошун. И сейчас он тоже рыл носом землю.

Я поднял старые дела, заставил Крока искать в архивах психиатрических больниц хотя бы отдаленно похожие дела, просматривал полученные отчеты со вскрытий и все равно топтался на месте.

Эти несколько дней с Марой видеться не получалось, мы созванивались и переписывались. Правда разговоры длились недолго, Шелестова отвечала односложно, была рассеянной и какой-то непривычно напряженной. На мои попытки выяснить, в чем дело, девушка делала вид, что все хорошо, и переводила тему.

Я же пока делал вид, что меня подобное положение дел устраивает. На самом деле ни хрена не устраивает.

Предупреждать Мару о своем визите я не стал, как и в прошлый раз. Опыт показал, что Шелестову надо брать врасплох и не давать времени на раздумья. Впрочем, как и ее домашних.

«Калифорния» встретила меня умопомрачительными запахами еды, веселой возней близнецов с Крюгером и хмурой рожей Кита. Я всучил близнецам пирожные, всунул в открытую собачью пасть кость из зоомагазина, отодвинул Кита с прохода, отдав ему цветы для тети Розы, и огляделся. В холле Шелестовой не было.

— Бойся данайцев, дары приносящих, — проворчал панк сзади.

— Не ворчи, Кит, — прошествовала Ксюша мимо, держа в руках коробку с пирожными.

— Ты надолго ее заберешь? — задал вопрос Костя, протягивая руку для рукопожатия.

— В планах было вернуть ее завтра вечером, есть возражения? (предлагаю сделать из этого предложения два: повествовательное о планах и вопросительное о возражениях) — спросил, оглядывая честную компанию. Мальчишка отрывисто мотнул головой и поспешил за сестрой на кухню

— Шо вы? — замерла в дверях повар. — Марі потрібно відпочити. Рада знову вас бачити, Ярослав.[1]

— Роза Яковлевна, вы сегодня прекрасно выглядите, — поцеловал пухлую руку женщины.

— Ай, негідник. Але чарівний, — лукаво улыбнулась тетя Роза. — Марочка на задньому дворі, біля озера. Біжи швидше, та забирай її з цього дурдому.[2]

— Предательница, — недовольно пробухтел Кит.

— Без солодкого сьогодні залишу,[3] — пообещала повар, упирая руки в боки.

Бугай закатил глаза и тяжело вздохнул, выдавив из себя детское «я больше не буду», и отдал тете Розе букет.

— Ой, які гарні, спасибі, - еще шире улыбнулась женщина, глядя на меня. — Ярославушка, я була рада з вами зустрітися, але у мене там рагу… — она развернулась ко входу в ресторан. — Не витрачай час,[4] — подмигнула через плечо и, прижимая цветы к широкой груди, ушла в свое царство кастрюль, сковородок и магии.

Прекрасная, просто очаровательная женщина. Бабушка. Не по возрасту, нет. Выглядела тетя Роза не старше пятидесяти, и совсем не обязательно у нее были внуки, но больше всего ей подходило именно это теплое, домашнее «бабушка». Очень свое.