Когда король сообщил Реншельду, Пиперу и Сигроту о решении немедленно атаковать русских, далее на совете был составлен план атаки. Поскольку он не нашел целостного отражения в официальных документах шведской армии, постольку в дальнейшем при описании Полтавской битвы его реконструировали исключительно на основе воспоминаний основных очевидцев и самого хода событий. По-видимому, главными авторами плана явились король и Реншельд[508]. Однако, по мнению некоторых авторов, король Карл, который в связи с ранением сам не был знаком с оперативной обстановкой, сложившейся после перехода русской армии через Ворсклу, оказался дезориентирован информацией Реншельда[509].

В частности, влиянием Реншельда объясняют непростительное преуменьшение значения артиллерии в предстоящей операции – шведское командование проигнорировало как силу вражеского артиллерийского огня, так и ответную необходимость в собственной артиллерийской поддержке. Поэтому было принято решение отказаться от использования всей своей артиллерии, кроме четырех трехфунтовых пушек, хотя у королевской армии были и артиллерия, и запас боеприпасов к ней, достаточный для одного продолжительного боя.

Так, по данным Е. Колосова, шведская армия имела на вооружении 39 собственных пушек и 2 трехфунтовых орудия, захваченные у русских в качестве трофеев при взятии крепости Веприк, причем, по утверждению П. Кротова, 6 пушек из этого числа размещалось в осадных траншеях под стенами Полтавы и было захвачено при вылазках городского гарнизона в начале июня 1709 года[510] (шведские источники этого не подтверждают, поэтому, по нашему мнению, указанные шесть пушек было захвачено при вылазке гарнизона Полтавы уже в ходе Полтавской битвы. – П. Б.). По данным А. Беспалова, к июню 1709 года вербованный артиллерийский полк шведской армии 8-ротного состава насчитывал в своих рядах 150–200 строевых чинов (не считая офицеров), а его материальная часть состояла из 41 орудия: 2 орудия 0,5-фн калибра, 2 медных 2-фн орудия, 20 орудий 3-фн калибра, 2 русских 3-фн орудия (захвачены в Веприке), 5 орудий 6-фн калибра, 8 мортир (из них 5 калибра 6-фн и 3 – 3-фн), 2 гаубицы 16-фн калибра[511]. Общий запас пушечного пороха составлял 172 пуда, при этом для 3-фн пушек имелось по 125 зарядов на ствол (15 зарядов с ядрами, 1681 ядро, 155 зарядов с картечью и 649 картечей); 6-фн пушки имели 560 снарядов (11 зарядов с ядрами, 129 ядер и 420 картечей), что составляло 112 выстрелов на орудие; гаубицы и 6-фн мортиры имели соответственно по 45 и 15 зарядов на одно орудие, а 2-фн пушки и 3-фн мортиры вообще не были обеспечены боеприпасами.

По информации В. Молтусова, на каждую шведскую пушку в среднем приходилось по 90 кг пороха, а на гаубицу или мортиру – 70 кг, тогда как количество боеприпасов хотя и различалось для орудий разного калибра, но в среднем превышало 100 выстрелов на ствол[512]. Для сравнения, русские орудия в ходе Полтавской битвы в среднем произвели от 12 до 36–37 выстрелов, причем тяжелая двенадцатифунтовая пушка расходовала на один выстрел примерно 3,3 кг пороха.

Согласно другим источникам информации, шведский армейский артиллерийский полк, который насчитывал около 200 солдат и офицеров под командованием полковника Рудольфа Бюнова, имел следующее вооружение и боеприпасы[513]:

– шестнадцать 3-фн пушек с запасом зарядов, ядер и картечи на 150 выстрелов каждому орудию;

– пять 6-фн пушек с запасом зарядов, ядер и картечи на 110 выстрелов каждому орудию;

– две 16-фн гаубицы с запасом зарядов, ядер и гранат на 45 выстрелов каждому орудию;

– пять 6-фн мортир с запасом зарядов, ядер и гранат на 15 выстрелов каждому орудию.

Поскольку русские источники базируются на архивных данных об общем количестве захваченной под Полтавой и Переволочной и отправленной в Воронеж артиллерии противника, то их оценки представляются более достоверными. Вместе с тем, противоречие между приведенными выше сведениями о силе шведской артиллерии частично устраняется, если предположить, что шведские источники учитывают только те орудия, которые оставались в распоряжении армейского артиллерийского полка – это 28 орудий без учета двух трофейных пушек, четырех пушек, приданных пехоте для участия в битве, и шести пушек, выделенных для обеспечения осадных мероприятий под Полтавой. Таким образом, следует сделать вывод, что всего шведская армия имела 40–41 орудие, вполне обеспеченные боеприпасами для использования в ходе крупного боевого столкновения.

С другой стороны, в битве под Клишовом (польск. Kliszow) в Польше в июле 1702 года шведы также применили в бою всего 4 трехфунтовые пушки против артиллерии в количестве от 46 до 57 орудий у противника – саксонско-польской армии, что не помешало королю Карлу выиграть сражение[514]. Возможно, то количество орудий, которое было придано шведской пехоте под Полтавой – четыре пушки, определялось шведским командованием именно под влиянием воспоминаний о Клишове.

Кроме того, существуют свидетельства, что накануне битвы Карл XII в последний раз выезжал на рекогносцировку днем 25 июня[515], то есть, король действительно не знал расположения последних позиций противника и должен был представлять их на основе разведки, проводившейся в ночь с 25 на 26 июня. Однако фельдмаршал Реншельд точно так же ориентировался в последних изменениях оперативного положения по данным разведки, следовательно, и он, и король были в одинаковой степени информированы об изменениях на фронте предстоявшей наступательной операции.

В целом выработанный на совете план атаки предусматривал попытку воспользоваться факторами внезапности и скрытности, чтобы обойти «шверпункт», созданный русскими на подходе к своему лагерю. По замыслу шведского командования, с наступлением ночи, в темноте следовало быстро провести заранее построенные в колонны подразделения пехоты и конницы, практически не связанные перемещением артиллерии, по прогалине между Малобудищенским и Яковецким лесами мимо редутов, а затем, отбросив русскую кавалерию, штурмовать укрепленный лагерь. Как показало дальнейшее развитие событий, этот замысел короля Карла и фельдмаршала Реншельда основывался на нескольких базовых предположениях, которые были допущены в силу неверных оценок оперативной ситуации.