беспокойства не было, Вико заверил, что часовщик человек слова, но вот же втемяшилось в голову: что-нибудь пойдет не так и господин Карабедьян не появится.

Когда на горизонте возник Коломбо, Ширин поспешила на квартердек, надеясь рассмотреть город. Но ее ждало разочарование: несмотря на славу знаменитого порта, островная столица не имела удобной гавани, и корабли бросали якорь на внешнем рейде, куда подходили флотилии лодок, забиравших груз и доставлявших провизию.

Коломбо виделся далеким размытым пятном, что только подогревало беспокойство. С палубы Ширин обшаривала взглядом каждую портовую шлюпку, подходившую к судну, и облегченно выдохнула, лишь когда на носу одной из них наконец-то увидела Задиг-бея.

Однако теперь ее охватила иная тревога: что скажут люди, прознав, что встреча с часовщиком отнюдь не случайна? Ширин поспешила в свою каюту, где засела надолго. Позже, столкнувшись с Задигом, она изобразила удивление и переполнилась благодарностью, когда ей подыграли:

– И вы здесь, биби-джи? Надо же, какое совпадение!

Они прошлись по палубе, Ширин выразила признательность за поддержку, но в ответ часовщик рассмеялся:

– Поверьте, я не притворялся, биби-джи. Мое изумление было неподдельным.

– Но почему? Вы же знали, что я на этом корабле.

– Честно говоря, я сомневался, что вы одолеете все препоны. И потом, я не ожидал увидеть вас такой – улыбчивой, без накидки, в европейском платье.

Ширин покраснела и поспешно сменила тему, спросив, нет ли свежих новостей из Китая.

– Имеются, биби-джи, – улыбнулся Задиг. – Я списался со своим другом в Макао и попросил подыскать вам жилье. Днями я получил ответ, теперь могу вас обрадовать: нашелся замечательный дом в центре города.

– Правда? А кто он, ваш друг?

– Фамилия его Чиннери, прозвище Дрозд.

– Он обитает в Макао?

– До недавнего времени жил там, но сейчас перебрался на Гонконг, где помогает знакомым натуралистам в устройстве питомника.

Вскоре “Лань” продолжила свой путь. Ширин и Задиг частенько прогуливались вдвоем, и однажды часовщик сказал:

– Знаете, биби-джи, вот на подобных прогулках по палубе “Каффнеллса” мы и подружились с вашим покойным мужем. Бахрам-бхай обожал такие променады.

Ширин услышала о том впервые. Казалось несправедливым, что Задиг столько всего знает о ее муже и семье, а вот о нем-то ей почти ничего не известно.

– Расскажите о Коломбо, – попросила Ширин. – Там живут ваши дети?

Шагая рядом, Задиг заложил руки за спину.

– Да, сын и дочь, они уже взрослые и подарили мне внуков, это и есть вся моя семья.

Они подошли к правому борту и, опершись на поручни, посмотрели вдаль. Задиг смущенно прокашлялся.

– Вообще-то я сказал неправду. В Египте, на моей родине, у меня есть другая семья и другие дети.

Ширин подумала, что ослышалась.

– Другая семья? Что-то я не пойму. То есть вы женаты не первым браком?

– Да… но все не так просто.

– Поясните?

– Вот как оно было. Совсем юнцом меня оженили на моей кузине. Брак этот устроили наши родные, исходя из деловой выгоды. Толку не вышло, хотя у нас родились два сына и дочь. Ремесло мое требовало постоянных разъездов, и однажды я оказался в Коломбо, где встретил Хильду, вдову-католичку. Я зачастил на Цейлон, и там на свет появился мой сын.

Ширин ахнула и зажала ладонью рот.

– Значит, эта женщина из Коломбо не была вашей женой?

– Она была моей невенчанной женой, биби-джи. И со временем стала той, кого я считал своей настоящей супругой.

– А что стало с вашей законной женой? Вы ее… бросили?

– Нет, ничего подобного! – вскинулся Задиг. – В Каире у нас полно родственников, мы жили в семейном особняке – ну вот как вы в Бомбее. Жена моя не брошена, почти всю свою собственность я перевел на нее и детей. Она хорошо обеспечена.

Ширин почувствовала, как у нее запылали уши.

– Значит, вы, покинув жену и детей, стали жить с… – Она не смогла произнести слово “любовница”.

– Дети от Хильды тоже мои, биби-джи. Пусть незаконные, но это не означает, что они нуждались во мне меньше. В Коломбо не имелось никаких родичей, кто мог бы о них позаботиться. Разумеется, я был не вправе бросить их на произвол судьбы.

Вдруг ощутив тошноту, Ширин привалилась к фальшборту.

– Что с вами, биби-джи? Вам нехорошо?

Не ответив, она опрометью кинулась в свою каюту. Роза, слава богу, куда-то отлучилась, и Ширин, повалившись на койку, закрыла глаза.

В последующие дни она не могла заставить себя выйти на палубу. Ее не оставляла мысль о несчастной жене Задиг-бея, которой пришлось одной поднимать детей, в то время как законный супруг, укатив за границу, поживал себе с другой женщиной. Ширин пыталась представить, во что превратилась бы ее жизнь в доме Мистри, окажись она в ипостаси брошенной жены. Родные, конечно, выражали бы сочувствие, но ее сокрушил бы один только позор.

Теперь она понимала, что все это было вполне возможно, поскольку Бахрам наверняка прикидывал вариант ухода из семьи и жизни с китайской любовницей вкупе с незаконным сыном. Он, конечно, говорил о том с Задигом и, наверное, боролся с соблазном последовать примеру друга.

Мысль эта изводила, отбивая всякое желание знаться с человеком, являвшим собою лукчу, распутного ёрника.

Наконец Ширин возобновила прогулки по палубе, но неизменно в сопровождении Розы. При встречах с Задиг-беем она безмолвно отвечала на его приветствие вежливым кивком.

– Почему вы не разговариваете с господином Карабедьяном? – спросила Роза, удивленная подобной холодностью.

– Ни к чему это, – отрезала Ширин. – А то еще всякие сплетни дойдут до Бомбея.

Роза одарила ее внимательным взглядом, но промолчала.

Уже на подходе к Калькутте Ширин и Задиг-бей случайно оказались на палубе одни. Часовщик тотчас подошел к ней.

– Простите, если обидел вас, биби-джи. Напрасно я завел тот разговор.

Ширин сжала губы, скрывая их дрожь, и вдруг выпалила вопрос, мучивший ее все эти дни:

– Скажите, мой муж хотел бросить меня и дочерей, чтобы, по вашему образцу, уйти… к любовнице?

– Нет, биби-джи! – Часовщик яростно замотал головой. – Уж в этом можете быть уверены. Бахрам души не чаял в вас и дочках. Он никогда не пошел бы моим путем, он был совсем другой.

Слова эти вроде как вернули душевный покой, но не изменили мнения о Задиге, и до самой Калькутты Ширин старалась его избегать.

Однако на калькуттской стоянке делать это стало труднее. Семейства парсов и армян возили обоих по городу, и маршруты их экскурсий частенько совпадали. Вдобавок обе общины проживали в одном районе, и Храм Огня на Эзра-стрит, где ежедневно молилась Ширин, соседствовал с армянской церковью на Старой Китайской улице, куда нередко наведывался Задиг. Нечаянные встречи больше располагали к живому общению, нежели к сухости и сохранению дистанции.

Вскоре Ширин и Задиг вновь прогуливались по палубе вдвоем.

Через четыре дня после прибытия “Лани” в Калькутту капитан Ми вместе с Кесри и посланцами обозной команды взошел на ее борт, чтобы подготовить размещение роты.

Бенгальским волонтерам отвели пару-тройку кают и два трюма – один для сипаев, другой для обозников. Эти похожие на пещеры отсеки занимали пространство во всю ширину корабля, но даже пустые казались тесными и душными. Такому впечатлению способствовали низкий потолок, не позволявший выпрямиться во весь рост без риска ушибить голову, и ряды стоек для крепления гамаков в двух уровнях.

Кесри терпеть не мог гамаки и потому быстренько занял каюту, располагавшую не только койкой, но даже маленьким иллюминатором. По опыту он знал,