– Ну ладно, пошли.

Раджу старался не отстать от Захария, когда тот, протолкавшись сквозь шумное столпотворение в корабельном нутре, поднялся на палубу и, миновав кают-компанию, остолбенел перед трапом к своей каюте, у подножия которого сгрудились все его вещи, включая пять ящиков с опием. Сия картина его настолько ошеломила, что он даже не возмутился, но лишь спросил:

– Кто это сделал?

Раджу кивнул на дверь каюты:

– Я пытался их остановить, сэр…

Еще больший сюрприз поджидал Захария в его жилище, где он увидел двух молодых офицеров: сняв только кивера, но даже не отстегнув сабли, в полном обмундировании они развалились на койках, упершись сапогами в переборки.

Изумленный этакой наглостью, Захарий гаркнул:

– Какого черта вам надо в моей каюте?

– Вашей? – Один офицер сбросил ноги с койки, встал и подошел к Захарию. Прыщавый худосочный юнец, нехватку фактуры он компенсировал язвительностью и спесью. – Ошибаетесь, сэр. – Офицер подсунулся вплотную к лицу Захария. – Каюта не ваша, она передана в иное владение.

– Чье это распоряжение?

– Мое, сэр, – раздался голос, и Захарий перевел взгляд на второго офицера. – Я капитан Ми, командир бенгальских волонтеров. Это я отдал приказ о смене хозяина каюты.

Даже без кивера, отделанного золотистой тесьмой, статный капитан был на целую голову выше Захария; широкую грудь его пересекала сабельная перевязь, бежавшая от правого эполета к поясу. Нос с горбинкой придавал ему высокомерный вид, а тяжелый подбородок говорил о крутом нраве, искры которого уже мерцали в прямом мрачном взгляде, направленном на незваного гостя.

– Вы не вправе распоряжаться корабельными помещениями, сэр, – сказал Захарий. – На это уполномочен лишь капитан судна.

– Заблуждаетесь, сэр. На время это судно стало военным транспортом. Армейский персонал главенствует во всех вопросах.

– Сэр, каюту мне отвел сам хозяин корабля. – Захарий старался быть убедительным. – Я его представитель, занимаю должность судового суперкарго.

– Значит, вот кто вы такой. – Капитан презрительно скривился. – Так я и думал, что передо мной заурядный опийный торгаш.

Захарий побагровел и, еле сдерживаясь, проговорил:

– Я сопровождаю груз, разрешенный законами этой страны, сэр. И посему в своем полном праве везти его куда угодно.

– А я, сэр, в своем полном праве уведомить вас, что торговцы дурью мне не указ, – парировал капитан.

– В таком случае, сэр, вы конфликтуете не со мной, но с досточтимой Ост-Индской компанией, форму которой вы носите и эмблема которой, как вы могли заметить, четко проставлена на ящиках.

Капитан набычился, рука его легла на эфес сабли.

– Не доводите до греха, сэр, – прорычал он. – Я не потерплю оскорбления моей формы.

– Я всего лишь сказал правду.

– А вот вам другая правда: сейчас вы отсюда уберетесь вместе со своими ящиками. И зарубите себе на носу: не дай бог, я узнаю, что вы пытались всучить свой товар моим солдатам, и тогда я лично прослежу, чтобы весь ваш груз вышвырнули за борт.

Кровь ударила в голову, и Захарий, уже не думая о капитанской сабле, сжал кулаки и шагнул к наглецу.

– Как вы смеете… – начал он, но кто-то крепко взял его за локоть и оттянул назад.

– Ближе к ветру, Рейд! – Это был мистер Дафти. – Не будемте затевать свару. Военные парни все равно сделают по-своему. Не волнуйтесь, пристанище вам найдется. Под палубой есть премилая комнатушка, именно то, что вам требуется. Ну же, пошли, травим помалу.

Помешкав, Захарий дал себя увести.

– Это несправедливо, мистер Дафти, мне была обещана каюта… – бормотал он, а вслед ему неслись глумливые реплики:

– Рогатому козлине свезло убраться подобру-поздорову…

– Еще минута – и я б ему заехал в рыло…

– Уж кому-кому, а хмырю-то не мешало бы начистить харю…

Захарий только скрежетнул зубами.

Выйдя в открытое море, “Лань” взяла курс на Сингапур, и Ширин все чаще задумывалась о возможной встрече с незаконным сыном Бахрама.

– Расскажите мне о Фредди, вы же его хорошо знали, – попросила она часовщика. – Каким он был в детстве?

Задиг потер подбородок.

– Паренек он был добрый, доверчивый и немного застенчивый; будь его воля, он бы стал лодочником или рыбаком, как уж заведено в поколениях кантонского лодочного люда. Но Бахрам, полный амбициозных планов, и слышать о том не желал. Он хотел, чтоб его сын себя чувствовал на равных с аристократами любого сорта – европейскими, китайскими, индийскими. Чтоб мог блеснуть знанием поэзии и отменными успехами в благородных видах спорта – фехтовании, боксе, верховой езде. Бахрам нанял учителей по английскому, классическому китайскому и прочим предметам, что было весьма непросто, поскольку в Китае существуют строгие правила – кто, чему и у кого может учиться. Но с помощью своего компрадора он обеспечил сына наставниками, хотя сам Фредди не проявлял особого рвения к учебе.

Бахрам, разумеется, действовал из благих побуждений, сказал Задиг, однако ничуть не облегчил жизнь мальчика. Все вокруг, конечно, знали, что Фредди – сын “ачха” (так в Кантоне называют индусов), богатого купца из племени “белоголовых” (то бишь парсов). И оттого ему было трудно вписаться в свою среду, а платные учителя и частые дорогие подарки все только усугубляли. Порой Фредди было очень одиноко, и он даже подумывал сбежать в Индию. Парень мечтал познакомиться со сводными сестрами и их матерью, представлял, как будет жить в богатом бомбейском семействе; его, выросшего на лодке-кухне в плавучем городе, пленяла мысль о жизни в особняке со слугами и кучерами.

Однако в этом вопросе Бахрам был несгибаем; он часто потворствовал сыну, но теперь твердо дал понять, что ни в коем разе не возьмет его в Индию. Бахрам ничуть не сомневался, что огласка тайны породит грандиозный скандал, который уничтожит его во всех ипостасях: отца, мужа и предпринимателя.

И оттого у Фредди не осталось иного выбора, как сладиться с жизнью в Кантоне, что означало приобщение к таким же полукровкам, рожденным от иноземных моряков и купцов. Потом он подрос и стал жить отдельно от матери, лишь изредка ее навещая. На вопросы, чем он занимается, Фредди отвечал уклончиво, и мать поняла, что он попал в одну из многочисленных банд, промышлявших в Кантоне и округе.

В последнюю встречу с часовщиком Чимей призналась, что боится за жизнь сына.

Вскоре Фредди исчез. В свой следующий приезд в Кантон Задиг узнал, что примерно в то же время погибла Чимей, став жертвой грабителей. Бахрам был в Бомбее, и Задиг письмом известил его об ее смерти и бесследном исчезновении сына.

Долгое время о Фредди не было ни слуху ни духу, и Бахрам с Задигом уже опасались, что его нет в живых, но он возьми и объявись в Сингапуре.

Бахрам держал путь, оказавшийся его последним, в Кантон. Задиг направлялся туда же, сделав остановку в Сингапуре. Они случайно встретились, и Бахрам предложил другу дальше следовать на его корабле.

Задиг уже поселился на “Анахите”, когда Вико сошел на берег, чтобы купить одежду на толкучем рынке, еженедельно открывавшемся на окраине Сингапура. Вот там-то он вдруг столкнулся с Фредди. С ним был приятель-бенгалец, некий Анил Кумар-мунши, который позже стал секретарем Бахрама.

Сет был вне себя от радости, что вновь обрел сына. Он пригласил Фредди и его друга перебраться на шхуну, они провели несколько чудесных дней вместе. Казалось, Фредди изменился – стал мягче и милосерднее к отцу. Однако о себе говорил мало, на расспросы, где он был все это время, отвечал, что путешествовал по Ост-Индии.

Ремонт “Анахиты” был закончен, пришла пора покинуть Сингапур. Бахрам просил сына сопроводить