— Отчего-то мне казалось, что ты не будешь против, чтобы увидеться с капитаном, — сказал задумчиво, уже более серьёзно. — А что? Хорошая из вас пара получилась бы. Но вот давеча на набережной глянул я на вас — и понял, что нет в твоём сердце страсти, девочка. Глаза сияют, губы улыбаются… вежливо, а сердце молчит. А в голове думы не о любви, а о том, как бы отказать, но чтобы не обидеть. Ну, скажи мне, как старику, по-простому, ведь не любишь ты моего османского грека, а?

Он подсел рядом, взглянул с искренним огорчением. Но… без осуждения.

Ирис опустила голову.

— Не любишь, — с сожалением произнёс ветер. — Чудные вы, люди, а ещё чуднее девы, которых порой и понять-то невозможно. Вот чем тебе он нехорош? Ладно-ладно, не буду уговаривать, хоть он мне и друг, и побратим. Уж так вышло, что Хромец его перехитрил — и теперь сердце Джафара бьётся сильнее не от воспоминаний о тебе, рыжекудрой, а при мыслях о предстоящей битве с испанцем. Этот мальчик рождён для войны и побед, девы для него — трофеи, а мне что-то расхотелось видеть тебя одной из них. Ты мне понравилась. Но и его обижать не хочу, огорчится ведь…

— А можно хоть немного яснее? — взмолилась Ирис. — Что-то я почти ничего не понимаю. Или, может, мы сначала всё-таки уйдём отсюда куда-нибудь в безопасное место, и там ты мне всё толком расскажешь?

Ветер гулко вздохнул.

— Видишь ли, девочка… Куда проще прорваться сюда, в эту складку придуманной реальности на одежде реальности настоящей, чем выйти вместе с тобой, пока на тебе надета эта дрянь…

Он кивнул на ошейник.

— Я ведь, собственно, для чего явился? Хромец прислал фирман, и нынче Джафар отправляется в поход, воевать с Армадой. И терзается мыслью, что ты неправильно поймёшь его исчезновение: он ведь, как человек долга, едва получив приказ повелителя, бросился исполнять, и просто-напросто не успел с тобой проститься. Отправился Старым Порталом в Марсель, там уже ждёт его «Солнцеподобный», завтра отчаливает. Вот мальчик и попросил меня устроить ещё одну встречу с тобой: объясниться… — Ветер помолчал. — Ну, это уж пусть он сам расскажет, если согласишься выслушать. Так я к чему веду: видишь ли, полетел я к тебе, хотел, как в прошлый раз, души коснуться и поманить за собой — такое со спящим легко проделать. Да только чую: ты вроде и спишь, и не спишь, зачарована… Тело-то твоё сейчас дома, на постели, и кот в ногах, и матушка приёмная в кресле дремлет, и слуга твой чернокожий порог стережёт. А душа — здесь…

И это откровение Ирис тоже восприняла как данность, не удивившись. Впрочем, было отчего. Пережив изнуряющую временную петлю, она, кажется, была готова к самым невероятным объяснениям случившегося.

— Значит, я и там, и тут… — пробормотала лишь.

Пойраз кивнул удовлетворённо.

— Понимаешь. Молодец. Не зря женой учёнейшего человека пробыла, кое-чему научилась… Так вот: я могу изъять отсюда твою душу, да только, видишь ли, её привязка с телом останется: ты же живая. Порву эту связь — умерщвлю, а не порву — тело тебя назад притянет, потому что на нём-то как раз настоящий ошейник остаётся.

— Тогда просто помоги мне проснуться, — робко предложила Ирис. — У меня есть хорошие друзья; хоть они не маги, но святоши, а святость бывает ещё сильнее магии. Они помогут мне непременно, вот увидишь!

Пойраз глянул ей в глаза. Помолчал.

— Мы в иллюзорном пространстве, помнишь? — сказал тихо. — Считай, что во сне, искусственно сотканном. Время здесь и для нас течёт по своим законам, как ты уже поняла. А там, в настоящей жизни — по своим. Так вот, не пройдёт и суток, и твой ошейник обернётся удавкой. Тот, кто на тебя охотился, решил, что, если ты не достанешься ему, то и никому. Так что времени у тебя почти нет, детка. Здесь и сейчас ты ещё можешь пораскинуть умишком, а вот если я тебя разбужу…

— Сколько… — Девушка нервно сглотнула. — Сколько времени прошло там?

— Шесть часов. Перевалило за полночь. И… скажу тебе так: ещё не знаю, сможешь ли ты, когда проснёшься, внятно объяснить своим людям, что и кто тебе понадобится для помощи? Похоже, на этот дрянной артефакт наложены какие-то дополнительные заклятья.

— И что же делать?

— Я могу попробовать…

Пойраз опять потеребил бороду.

— Скажем так: вытащить тебя вместе с телом. Тогда ты исчезнешь и отсюда, и из своей спальни, и… из ошейника, надеюсь. Никогда не занимался подобными штуками, хоть и прожил на этом свете достаточно; но попробую. Рискнём?

Ирис задумалась.

— Ты перенесёшь меня к Джафару? — уточнила с неохотой.

Старец поджал губы.

— Да.

Его ответ прозвучал столь сурово, что девушка поёжилась.

— Знаешь, — сказала тихо. — Спасибо тебе за всё, Пойраз. Ты… просто чудесный. Я очень рада, что на самом деле ты оказался таким… удивительным и великодушным. Наверное, я просто неблагодарная, потому что не смогу ответить на твоё благородство, но лучше просто разбуди меня. А уж я… попробую как-нибудь выжить.

***

«Тогда держись…»

Слова Ветра, сказанные перед возвращением домой, звучали в ушах Ирис, не позволяя окончательно умереть от страха. Она-то думала, что все испытания на сегодня закончились, самое страшное позади, и даже, если и впрямь рабский ошейник ей угрожает — есть же брат Тук и мудрецы из Инквизиции, мудрые и могущественные, о которых он рассказывал, они помогут! Но, оказывается, чаша страданий ещё не успела опустошиться, приберегая для неё на дне самое горькое — гущу…

Странно и неестественно до отвращения было чувствовать себя одновременно в двух местах, в двух разных положениях, в тепле и холоде одновременно… Её даже замутило, хоть на окраинах сознания и промелькнула мысль, что неоткуда вроде бы взяться тошноте: душа — субстанция эфирная, а материальное тело сейчас, вообще-то, в состоянии покоя, спит, и никаких страданий и неудобство не испытывает…

Не должно испытывать. Тем не менее от влажной промозглости каземата кожа всё ещё была покрыта мурашками. И в то же время чувствовала ласкающие прикосновения атласного одеяла и складок батистовой ночной сорочки, движение тёплого воздуха, льнущего к щекам, знакомую жаркую тяжесть в ступнях — явно от навалившегося на них верного Кизила, потому что, помимо тяжести, там, у ног, угадывалась ещё и лёгкая вибрация от кошачьего урчания… Вот до неё долетел вздох и досадливый шёпот Пойраза — слова чужого языка были непонятны, но спутать с чьим-то ещё этот голос с рокочущими нотами представлялось невозможным. И одновременно неподалёку слышалась привычная уху скороговорка нянюшки Мэг, распоряжающейся устроить на ночлег какого-то гостя. Всем телом Ирис ощущала жёсткость тюремного топчана, едва покрытого соломой, от которого ныли рёбра — и в то же время утопала в мягкой невесомой перине…

Застонав, она даже замотала головой, ещё не в силах открыть глаза. Раздвоение мучило, тяготило, сводило с ума… Совсем близко, и впрямь в ногах, сердито мявкнул Кизил, вскрикнула нянюшка… Но вот странно — испуганный её голос вдруг отдалился и исчез, а Ирис словно утянуло в невидимый водоворот; только она никак не могла понять, куда её тянет — вверх или вниз, или в сторону — совершенно потерялась. Грудь сдавило, но то, что она давно не дышит, маленькая фея поняла не сразу…