Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сальери? — в голосе Франца послышались возмущенные нотки. — Человек, которому оставляли записки «Ученик Бетховен был здесь» — отравитель? Учитель Шуберта? Никогда не повторяйте подобную глупость! Это могут делать только полные невежды.
Юрген чувствительно ткнул Курта в бок. Тот и сам не рад был, что невольно разозлил смотрителя.
— В то время не было более добросердечного и обаятельного человека, чем маэстро Сальери. — Франц не на шутку распалился.
«Кажется, они с Линдеманом нашли бы общий язык», — подумал Курт.
— Эту клевету впервые запустили в свет через тридцать лет после смерти Моцарта. Тридцать лет! Они ждали тридцать лет, чтобы старый и больной Сальери не смог достойно ответить на подобную гнусность. Притом никто даже не удосужился придумать достойный повод!
— Разве зависть — не веский повод? — заметил Юрген. — История знает подобные примеры.
— Зависть? — Франц в негодовании поднял руки. — Сальери завидовал Моцарту? Помилуйте! Член Шведской и Французской Академий, кавалер ордена Почетного легиона, придворный капельмейстер императора Иосифа! И это все — Сальери. Скорее Моцарт мог завидовать ему. Что же касается искусства, Сальери почти не писал инструментальной музыки, а оперы Моцарта при жизни не пользовались особым успехом. В то время как «Тарар»[40] десятилетиями не сходил со сцены Парижской оперы. Какая зависть? О чем тут можно говорить?[41]
— Но кому понадобилось распространять слух об отравлении? — решился спросить Юрген. — Или это тайна?
— Тайна? Спросите об этом жену Моцарта, Констанцу. По ее утверждению, муж незадолго до кончины признался ей в том, что его отравили. Если бы не эти слова, возможно, никто и никогда не наградил бы Сальери страшным клеймом, благодаря которому этот достойный человек и после смерти не может найти покоя.
— Вы считаете, она солгала? — спросил Курт. — Но зачем ей это было нужно?
— Зачем? — Франц саркастически засмеялся. — Посмертное издание «Реквиема» принесло вдове неплохой доход. Триста золотых дукатов — только за первое исполнение, как вам это нравится? Обыватель валом валил послушать вещь, вокруг которой плелась загадочная и зловещая история. И это несмотря на то, что врачи уверяли — у Моцарта была обычная ревматическая лихорадка с осложнением на мозг. Но их никто не хотел слушать. «Гений отравлен!» — этим так легко привлечь внимание толпы.
— Если так, кто же убил Моцарта? Или он вообще не был убит? — Курт настолько увлекся беседой, что напрочь забыл о том, в каких условиях она происходит.
Франц молча посмотрел на него.
— Вам не кажется, господа, что вопросов слишком много?
Его слова остудили познавательный пыл Курта.
— Простите. Но ваш рассказ столь интересен…
Юрген дернул его за полу пиджака, и Курт тут же замолчал. Повисла пауза.
— Если мы утомили вас, — решился Юрген, — то, может быть, вы позволите нам… уйти?
Затаив дыхание, студенты ждали ответа.
— Вы правы, — согласился ночной собеседник. — Думаю, каждому из нас пора вернуться туда, откуда он пришел. Не будем причинять друг другу неприятностей.
Друзья поспешно побросали в сумку все принесенные причиндалы. Франц молча наблюдал за ними.
— Всего доброго. Мы вам крайне благодарны, — попрощался Юрген, закончив сборы. Он все еще не верил, что их действительно отпускают.
— Прощайте, — кивнул Франц.
Студенты мгновенно исчезли в кустах.
— Почему он не выпустил нас через ворота? — спросил Курт, пока Юрген приставлял лестницу к стене.
— Возможно, не хотел, чтобы его застали за этим занятием. Иначе пришлось бы объяснять, почему он нас отпустил.
— Честно говоря, это второй вопрос, который я собирался задать, — признался Курт.
— Давай поговорим об этом в гостинице.
Приятели живо перемахнули через стену. До машины им удалось добраться незамеченными.
3
Ночь выдалась для Курта нелегкой, но утром, при ярком солнечном свете, все происшедшее уже начало казаться ему восхитительным приключением. Юрген не разделял подобного оптимизма, но тоже был в приподнятом настроении.
— Несмотря на то что наша миссия завершилась провалом, — сказал он за завтраком, — есть, чему порадоваться. Ведь это утро мы вполне могли встретить в полицейском участке.
— Не стал бы говорить о полном провале, — возразил Курт. — Франц рассказал столько любопытного, что я вполне могу попросить Линдемана о новой встрече. По крайней мере, аргументы о невиновности Сальери его точно заинтересуют.
— Неужели ты все запомнил?
— Я же говорил тебе: на память не жалуюсь.
— И все же, почему он нас отпустил? — задумчиво спросил Юрген, прихлебывая кофе.
— Черт его знает. Наверное, решил, что от нас нет особого вреда. Зато можно скоротать время в компании. Откуда он столько знает — вот в чем вопрос.
— Тут как раз нет особой загадки. Вечерний смотритель тоже признался мне, что скорее гид, чем охранник. Кстати, не хочешь отблагодарить нашего благодетеля?
— Отблагодарить?
— Ну да. Завезем ему по дороге бутылку хорошего шнапса.
Курт замялся. Бесспорно, смотритель заслуживал благодарности. Но мысль о повторном посещении кладбища сразу испортила настроение.
С объемистым пакетом в руках они постучались в домик смотрителя. Дверь открыл незнакомый мужчина. Видно, ночной служитель уже сдал свою смену.
— Что вам угодно?
— Мы хотели бы видеть вашего предшественника. Вы не подскажете, как его найти? — спросил Юрген.
— Предшественника? — смотритель непонимающе уставился на них.
— Ну да. Человека, который дежурил на кладбище ночью.
— Ночью? Дитрих сменился в семь утра и сейчас наверняка спит дома. А в чем, собственно, дело? Может, я смогу вам помочь?
— Вы сказали — Дитрих? — переспросил Юрген.
— Да. А что?
— Но нам нужен Франц.
— Франц? Я не знаю никакого Франца.
Приятели переглянулись.
— Возможно, у Дитриха был напарник? — спросил Курт.
Смотритель начал терять терпение.
— У нас нет напарников, — довольно нелюбезно ответил он. — И мне не очень понятны ваши вопросы. Если вы из полиции…
— Что вы, — замахал руками Юрген. — Мы вовсе не из полиции. Видимо, нас неправильно информировали. Извините за беспокойство.
Приятели поспешно ретировались, спинами чувствуя пристальный взгляд смотрителя.
Курт не выдержал первым:
— Почему он назвал нам другое имя?
Юрген пожал плечами:
— Откуда я знаю? Может, мы просто не расслышали.
— Ничего подобного. Он назвался Францем.
— А сам ты? «Меня зовут Карл, а его Генрих», — напомнил Юрген.
— Но у нас были причины скрывать имена.
— Значит, у него тоже. — Юрген резко остановился. — Куда мы идем? — с удивлением спросил он.
Курт огляделся по сторонам. Выяснилось, что, беседуя, приятели машинально двигались не к выходу с кладбища, а в прямо противоположном направлении. К могиле Моцарта.
— Да-а, — покачал головой Юрген. — Недаром говорят,