пойти на решительные действия. Например, слить нас за дополнительное время в экспериментальной зоне. А вот Томас — другое дело. Этот вряд ли захочет привлекать себе внимание лишний раз.

В итоге прыщавый блондин нас покинул.

А участники вселенского заговора принялись без смущений рассказывать о своих самых неудачных и опасных начертаниях, какие только у них получались. Причем с подробностями и без малейшего смущения. А мы с Кевином, взвешивая все «за» и «против», как истинные продюсеры провели тщательный кастинг всех вариантов, выбирая подходящие для наших целей. Потом все вместе утвердили порядок, в котором эти самые варианты раскрывались наиболее выигрышно.

Мы должны были держать оборону так долго, сколько это представлялось возможным. Хотя я не сомневался — все должно получиться быстро!

По крайней мере, у меня.

Наскоро пообедав, мы продолжили решать шарады с начертаниями. И теперь все дружно обсуждали варианты тех самых «удачных» вариантов, которые должны были открыть двери для каждого участника группы.

Ближе к вечеру моя голова по ощущениям приобрела кубическую форму и мечтала очутиться на подушке. Так что, не дожидаясь ужина я предложил всем расползтись по своим комнатам и встретиться в холле в полночь.

Попрощавшись со всеми, в том числе и с Эриком, я отправился к себе.

Открыв дверь, я невольно отшатнулся, вдохнув ядовито-кислую вонь, пахнувшую на меня из комнаты. Твою мать, что это за смрад такой?!

А через мгновение увидел огромный черно-серый кокон, в буквальном смысле перегородивший мне всю каморку! Плотная и покрытая какой-то липкой хренью паутина покрыла стены и белой пеленой укутала стол, на котором испуганно блестел глазами Лёха.

— Наконец-то! — выдохнул он, увидев меня. — Вытащи меня отсюда, пожалуйста!

Изнутри кокона донесся отвратительный скрежет, будто кто-то скрипел железными зубами. За скрежетом раздался томный стон, медленно перерастающий в рычание.

— Эй, Алика! — крикнул я окуклившейся девчонке. — Ты там как?

— О-оооох! — снова послышалось из кокона. — А-ааааагрххх!..

— Она не отзывается! — со стоном проговорил Лёха. — И вообще, черт ее знает, в кого эта гусеница сейчас превращается! А у меня кроме всего прочего от этой паутины на макушке череп чешется — сил нет.

Окинув взглядом комнату, я подхватил в руки стул и принялся им сгребать паутину, от которой деревянные ножки зашипели и начали чернеть.

— Нихрена себе паутиночка! — проговорил я, наматывая белые липкие клочья на ножки стула. — Бабочка, итить твою налево...

Внутри кокона что-то хрустнуло.

Я невольно замер со стулом в руках.

Вдоль куколки медленно расползлась трещина. Снова раздался противный хруст, точно кому-то выламывали кость из сустава — и трещина расширилась.

А из образовавшейся щели выглянула...

Нет, вовсе не девичья ручка. И даже не бархатное брюшко гигантской бабочки!

А что-то липкое, темно-коричневое, похожее на край кожистого крыла огромной летучей мыши.

Медленно отставив стул в сторону, я потянулся за мечом, напряженно уставившись на расширяющуюся щель, из которой доносился хруст. Потом крыло еще сильней протолкнулось наружу, кокон жалобно затрещал — и на его поверхности появилось окошко — аккурат под размер очень выразительной, гладкой женской попки в черных кожаных стрингах, теперь выпирающей из образовавшейся дыры.

— Оу, — только и смог я проговорить, приподняв бровь.

— А-ааа! — раздался страстный возглас из кокона.

Вибрация от возгласа волной разошлась в стороны. Едва прикрытая мною дверь распахнулась. И тут кокон лопнул, и из него на пол выкатилось человекообразное полуобнаженное существо, завернутое в помятые крылья, перемазанные чем-то белым и липким.

А из коридора у меня из-за спины послышались звуки спешащих шагов и испуганные возгласы.

Тем временем существо шевельнулось. Оно вдруг громко и протяжно закричало. Смятые крылья задрожали — и с хлопком выстрелившего зонта вдруг расправились в стороны, ударившись в стены.

От удара по ним пробежали лучики трещин, и через мгновенье моя каморка расширилась в обе стороны, пугая пригревшуюся в одной из комнат парочку, обдавая их россыпью мелких осколков и слоем штукатурки.

Женщина завизжала, бросившись на выход в чем мать родила. Парень же, как настоящий мужик, не испугался и первым делом бросился искать штаны.

А прямо передо мной, опустив голову, стояла прекрасная девушка. Кожаное белье едва прикрывало все то, чем так щедро наделила ее природа. Влажные серебристо-белые волосы прилипли к гладким точеным плечам, из-за которых поднимались два мощных и мускулистых кожаных крыла. Из-под длиннющих смоляно-черных ресниц на меня смотрели темно-рубиновые глаза, вишнево-алые губы блестели, тонкую талию обвивала золотистая цепочка...

— Алика?.. — осторожно позвал я ее.

— Демон!.. — в то же мгновение услышал я истеричный женский вопль за спиной.

От этого крика рубиновые очи очнувшейся красавицы распахнулись.

И я только сейчас понял, что два серебристых возвышения у нее на голове — это действительно небольшие рожки, а не милые ушки или что-то подобное.

Да, в самом деле. Пожалуй, она была демоном.

— Помоги!.. — прошептала красавица, глядя на меня расширившимися от ужаса глазами. — Защити меня!

Глава 21. Дураки и красивые девчонки

А ведь у тебя был план, Даня.

Плохенький, кривенький, сделанный на авось — но он был. И шанс реализовать его — тоже!

Наверное.

И был он аккурат до того мгновения, как это чудо вывалилось к моим ногам.

И она могла бы даже не раскрывать рта и ни о чем не просить — моя участь была решена в тот самый момент, когда я понял, что это — девчонка. Причем красивая.

Наверное, есть мужики, которые запросто через такую переступят и еще сапогом ручку отодвинут, чтобы не мешала переступать.

То есть даже не, наверное, а точно есть.

Но я сделан как-то иначе.

Я не могу не то что переступить, а даже просто мимо пройти, если могу хоть чем-то помочь. Потому что мне их всех жалко. И неважно, сколько у них ног — две или восемь, носят ли они на голове мягкие кошачьи ушки или серебристые рожки. Или вообще ничего не носят, кроме невидимой короны собственного достоинства.

Потому что девчонки приходят в этот мир для того, чтобы украсить его, а не затем, чтобы страдать и кровью умываться. Это уже наше, мужское. Как гвозди в стену вбивать. Так и знайте — если за молоток берется женщина, то это вселенский укор нашему брату, что не доглядели и не справились со своей задачей.

Может, я действительно последний дурак. Но что еще я мог сделать, кроме как