то, что должен идти и не отставать от двоих пленных, шагавших перед ним. Держать дистанцию, не отставать и ни в коем случае не запинаться. Он разрешил себе, как ему казалось, слегка опереться на плечо Жоры. На самом деле Жора стал ещё одной парой его ног. Последний этап, от Градижска до Кременчуга, без Жоры Илья бы не осилил.

Первыми заключенными лагеря 346А стали пленные, попавшие в окружение под Уманью. Позже к ним добавились не успевшие уйти на левый берег Днепра с отступавшими частями Красной армии, а в конце сентября пришла очередь тех, кто не смог пробиться из Киевского котла. К вечеру 25 сентября, когда колонна из Хорола вошла в лагерь, в нём уже находилось больше десяти тысяч человек. Новых заключенных до утра оставили ночевать на плацу, под охраной.

Лежать Илья не мог, спина горела, как ему казалось, превратилась в одну сплошную рану. Тяжело ныли левый простреленный бок и сломанные ребра, но сильнее всего, опасной, дёргающей болью ни на секунду не давала забыть о себе рука. Жора дежурил рядом всю ночь. Он уложил Илью на здоровый бок, пристроив свою шинель вместо подушки, утром добыл еду — миску разведённой водой гречневой муки. Поел ли сам Жора или отдал ему свою порцию, Илья не знал. Чуть позже он привел немолодого пленного с петлицами военврача второго ранга. Как следует разглядеть его Илья не смог, мир мерцал серым и гас в темноте.

— Надо вставать, командир, — сказал Жора. — Я нашёл лазарет. Товарищ военврач тебя осмотрит.

— Только и смогу, что осмотреть, — угрюмо сказал врач. — Лекарств нет, бинтов нет и лазарет такой, что лучше туда не попадать — клопы и вши. В лагере тиф. Санитары съедают пайки больных, и ничего с этим сделать не могу, плевали они на меня и на мои слова.

— Ничего, я сам буду санитаром, — пообещал Жора. — И чем перевязать найдём. Я тут уже кое-что разведал.

Втроём они подошли к большому, отдельно стоявшему одноэтажному зданию бывшего склада, скалившемуся битыми оконными стёклами. На бетонном полу, забросанном старой соломой, вповалку лежали раненые. В этом длинном, вытянутом помещении не было обычного для госпиталей запаха йода, но стоял мёртвый дух разлагающейся плоти и экскрементов.

— Не передумали? — входя в помещение, спросил врач.

— У вас есть другой лазарет? — Жоре не хотелось даже смотреть на этот склад, больше напоминавший покойницкую.

— Другого нет. Зато немцы сюда почти не заходят. Своего врача в лагерь они ещё не назначили, поэтому пока можем, пользуемся безвластием.

— Тогда надо устраиваться, — Жора начал собирать солому, но врач покачал головой.

— Не советую. Повсюду паразиты. Лучше нарвать травы или листьев, тут где-то растёт полынь, поищите.

— Хорошо, — Жора снял с Ильи шинель, постелил её на пол, помог врачу снять с раненого гимнастёрку, сложил и положил её вместо подушки. — Сейчас принесу листья.

— Подождите, — остановил его врач. — У меня есть запас воды, нужно её вскипятить. Кипячёная вода — наше единственное лекарство.

— Я достану йод, — уверенно пообещал Жора, и, встретив удивлённый взгляд, повторил. — Воду сейчас вскипятим, а йод я принесу.

В лагере, в одной из казарм по вечерам собирался рынок, на котором можно было обменять нужное на необходимое. Здесь менялось всё: еда, одежда, обувь, табак и папиросы, спички, солдатские котелки и манерки. Тысячи заключенных сумели пронести через поспешные обыски множество полезных вещей. Рынок временами пополнялся, женщины, дежурившие возле лагеря, когда охрана отвлекалась, перебрасывали через ограждение завязанные в платки свёртки с едой. Иногда в таких передачах попадались табак и лекарства. Целыми днями заключённые ждали новых передач, но случайным счастливчикам они доставались редко. Как это обычно бывает, тут же сбилась группа, отнимавшая у пленных передачи, чтобы потом разделить их между собой.

Убедившись, что сделал для Ильи всё необходимое, Жора занялся поисками йода. Он надеялся, что кто-нибудь из пленных приберег пузырёк на всякий случай, но медикаментов в лагере не оказалось ни у кого. Один бывший военный медик предложил Жоре несколько граммов йодоформа, только какой в нём прок? Чтобы растворить йодоформ, нужен спирт.

— Малой, если ты достанешь спирт, будешь тут царём. Только долго не проживёшь, — сказал Жоре пленный с петлицами пограничника, следивший за порядком в казарме. Немцы знали о существовании рынка, но не вмешивались, зато любая ссора, перераставшая в драку, становилась смертельно опасной для всех. Дерущихся разгоняли безжалостно, охрана косили из автоматов без разбора правых, виноватых и свидетелей.

— Я не себе, — с досадой объяснил Жора. — У меня командир ранен. В лазарете лежит.

— Себе или не себе, а спирта в лагере нет. Совсем нет. Покричи тёткам за забором, может, что-нибудь от них прилетит.

Этот совет был лишним. Кричать Жора поостерёгся, вокруг слонялось слишком много любопытных. Да и кто его на той стороне услышит? А если и услышат, то наверняка всё перепутают. Жоре пришла в голову другая идея.

Время от времени к будке возле ворот, служившей немцам проходной в лагерь, приводили заключённых, которых сумели отыскать их жены. Такое случалось не часто, но Жора выждал момент, когда охранник отправился в канцелярию, чтобы вызвать счастливчика, и побежал к будке так быстро и уверенно, словно ждали именно его. Он назвал свою фамилию, и пока охрана выясняла, что произошла путаница и явился не тот, Жора успел сказать женщине, растерянно смотревшей на него:

— Йод. Мне очень нужен йод. Скажи, чтобы мне передали йод.

Та, все ещё пытаясь узнать в худом мальчишке своего мужа, не расслышав, переспросила:

— Мёд?

Жора на мгновение подумал, что сейчас всё провалится из-за этой глупости. Второй раз такую штуку проделать он не сможет. Но тут же по взгляду женщины, ставшему вдруг понимающим, увидел, что она уже всё сообразила. Одетую в тёмные обноски, с головой, повязанной коричневато-зелёным платком, её можно было принять за старуху, зато глаза на тёмном от загара, ещё не измятом морщинами лице были живыми и умными. Она нарочно оделась так, чтобы выглядеть старше, не привлекать внимание, это понятно, так делали многие, но если сумела найти мужа среди миллионов пленных и взялась вытащить его из лагеря, значит, неглупая и решительная.

— Раненому, слышишь? Йод, — повторил Жора, и, обернувшись к охране, виновато улыбнулся. — Ошибка. Я перепутал, вызвали не меня, а это не моя жена. Филяр. Энтшульдиген зи битте.

Охрана ещё долго смеялась над мальчишкой, прибежавшим сломя голову к воротам, потому что к нему будто бы приехала жена. Этот маленький пленный казался забавным и безобидным, и то, что не сошло бы с рук другому, Жоре простили.

Он отошёл к