Сначала медленно, но потом быстрее на улицах воцарилась паника. Поток беженцев в ворота превратился в человеческую лавину из семей с нагруженными тележками, скотом и домашней утварью. Жители деревень шли в город. С собой беженцы несли рассказы о смертях и пожарах, ещё более устрашающих, чем в действительности. Собираясь в полуразрушенной Великой церкви, они в испуге искали защитника и вдруг вспомнили о Белизарии.

Вскоре в воротах дворца собрались сенаторы и офицеры, призывая императора. Когда он не вышел, они нашли силентиариев, чтобы передать сообщение. Они молили: цезарь должен призвать Белизария на защиту города. Но Юстиниан не хотел этого делать. Несмотря на отставку, первый гражданин города был всё ещё героем. Наверное, семидесятисемилетний император ни в чём не подозревал талантливого полководца, просто не любил его. Юстиниан всё ещё был тщеславен. Из окна он глядел на толпу взволнованных людей в Августеоне, взбирающихся на пурпурное мраморное основание медной статуи своего императора, умоляя его призвать Белизария. Казалось, что они не ждали помощи от самого цезаря, который в течение тридцати лет вёл войны.

Юстиниан упорно игнорировал мольбы своих патрициев и солдат. Он ошибочно приказал перевезти в город и отправить на азиатский берег сокровища из всех сельских церквей от Золотого Рога до побережья Эвксина. Но при виде судов, покидающих гавани, началась паника. Распространились слухи, что обитатели дворца покидают город. В Августеоне слышались крики: «Дай нам Белизария! Трижды Августейший, пусть командует Белизарий!»

В ужасе толпа помнила, что их почётный гражданин каждый раз выходил победителем из войн с варварами. Беженцы, покинувшие свои дома под натиском гуннов, были больше озлоблены, чем жители города, которые ещё не понесли никакого ущерба. Как их защитил император, император римлян, который запёрся в своём дворце с золотом и стражниками, готовясь бежать на кораблях?

Это было несправедливо по отношению к старику, который не собирался делать ничего подобного. Он пытался объяснить, что с ним нет охраны, приказав создать новую армию для защиты города. Для защиты стен он созвал сенаторов, и все патриции присоединились к его стражникам. Однако этот приказ не успокоил толпу. Люди не верили, что стражники и сенаторы смогут сражаться. На крышах домов разжигались костры, чтобы дым был виден на много миль вдоль побережья. Дым расстилался вдоль горизонта на северо-запад. Гунны приближались к городу, сжигая и грабя деревни. Они разбили лагерь у Мелантиадума, на берегу моря.

После этих вестей Юстиниан послал за Белизарием. В диадеме и наплечной драгоценной пряжке старик, словно сам сидел на троне, заговорил с полководцем: «Ты всё ещё констебль. В этой ситуации, пока из-за моря не прибудут наши армии, мы приказываем тебе защищать город».

Слова были тщательно ревниво взвешены и давали только небольшую власть на короткое время по воле цезаря. Белизарий принял эти слова так же, как принимал их в течение тридцати лет, — как приказ, который нужно выполнять.

Старый полководец, конечно, не мог собрать армию за один день: последний отряд был разгромлен за Длинной стеной. Городские арсеналы пустовали. Выйдя из дворца, Белизарий не обратил внимания на взволнованную толпу патрициев, которые послушно вытянулись по струнке перед императором. Вместо этого он приказал глашатаям бегать по улицам с криками: «Белизарий собирает людей под знамёна. Кто будет служить с ним?»

Место встречи людей — площадь Стратегиума. В дополнение ко всему следовало захватить лошадей, запряжённых в повозки и упряжки, и даже из неприкасаемых конюшен ипподрома. Белизарий хотел собрать по домам мечи, в театрах — копья, всё оружие, висящее в залах дворцов, особенно шлемы с перьями своего старого полка, а также дротики, метательные орудия и луки. Потребовались доски из корабельных доков, столбы, топоры, моряки и крестьяне. Хотя ему было почти шестьдесят лет, Белизарий всё ещё хорошо выглядел в шлеме и кирасе под выгоревшим красным плащом. Когда он ехал верхом к Стратегиуму, в руках держал знамёна. Из всех улиц к нему сбегались люди, бросая фартуки сапожников и наплечники носильщиков. Люди выползали из таверн, с волос капала вода, потому что они успели окунуться в большие бочки, некоторые скакали верхом на украденных конях.

Белизарий едва помнил их лица, а ветераны напоминали о себе знакомыми именами: Дарас, десятимильный верстовой столб и Милвианский мост. Проходя среди них, Белизарий смотрел, говорил с ними, рассказывал, как он собирается вытеснить гуннов.

Один бледный и массивный купец с гордо поднятой головой положил руку на плечо взволнованному полководцу. «Могущественный, — произнёс он, услышав голос своего командира, — я Фота, фланговый полка иллирийцев».

Изучив лицо солдата, Белизарий провёл рукой перед его глазами и заметил, что они не двинулись в орбитах. Решив, что Фота слеп, он покачал головой и быстро ответил: «Ты Фота, которого ранили у акведука в Ариминиуме. Подожди здесь. Хочу, чтобы ты рассказал об этом рекрутам».

Казалось, он насмехался над своим окружением перед лицом своих солдат. Поняв это, солдаты подхватили шутки. «Галеты червивы. Хозяин, этот конь может только обежать вокруг столба. Если мы напугаем гуннов, то никогда не схватим их. У нас есть повара или мы будем есть из горшков хана?»

Своим офицерам Белизарий объяснил, что ему нужны вещи, производящие шум и огонь. Один из солдат в новенькой форме рискнул предложить встретиться пятерым против одного, как при Трикамароне.

— Нет, — ответил Белизарий, — это всё равно что переходить Евфрат там, где мы бросали дротики и охотились на зайцев.

Белизарий не говорил о тактике или своих планах. Очевидно, он готовился к новой игре с семью тысячами гуннов. На самом деле он осознавал безнадёжность противостояния гуннам и подбадривал свою разношёрстную команду, говоря, что придумал что-то новое и неожиданное. С помощью обмундирования и шуток он собрал подобие армии.

На следующий день триста вооружённых ветеранов взобрались на коней, изображая полк, ещё у пятисот были лошади, копья и мечи. Большая часть пеших воинов могла пользоваться дротиками и луками и выполнять приказы. Более крепкие крестьяне и моряки получили топоры и трещотки, сделанные из досок. Хотя это была просто толпа, но на расстоянии выглядела как армия.

Во главе своего нового полка почётный гражданин выехал за Золотые ворота к берегу Мраморного моря. Белизарий не раздумывал об удержании горожанами тройной городской стены, потому что она простиралась на четыре с половиной мили к гавани. Флейты играли, и полководец решил встретить гуннов на открытой местности.

За первыми верстовыми столбами он заставил людей разбить лагерь у деревни Хеттус и укрепить его ветками и брёвнами. Некоторые поля расстилались на многие километры вокруг деревни до лесов, через которые шёл главный путь. Ночью Белизарий разжёг множество костров и следил, чтобы его новые когорты двигались вокруг огня. До самого рассвета он не расставлял разведчиков около лагеря.

У Белизария было только одно преимущество. Зная гуннов по опыту, он полагал, что от удивления они могут повернуть вспять и бежать. Они повиновались инстинкту, как животные, учуяв опасность. Поскольку его подобие армии не могло противостоять стрелам или атакам степных всадников, он намеревался устроить для них ловушку, правда очень ненадёжную. Полководец уже был уверен, что гунны послали своих разведчиков посмотреть на его лагерь, но он не был уверен в том, что заметили зоркие глаза кочевников или к каким выводам они пришли. Разведчики вернулись к Забергану, хану кутригуров, с докладом, что на дороге в лагере их ждала маленькая и слабая римская армия. Гуннский вождь выслал треть своего отряда вперёд, чтобы расчистить дорогу.