танто. Разрезал путы на женщине. Отдал ей сына. И когда мать отползла подальше в угол, крепко прижимая плачущего младенца к груди, оскалив зубы, свирепая, как тигрица, он почувствовал, как внутри у него что-то расслабилось. Что-то, наконец, отпустило.

– Вероятно, однажды он может начать преследовать меня. – Йоши указал на мальчика. – Что, я, наверное, заслужил. Точно так же, как твой мужчина заслужил это. – Он пожал плечами. – Я имею в виду, если предположить, что ситуация в принципе не изменится. И еще… не могу сказать, что виню кого-то из вас. – Йоши направился к двери, чавкая ботинками по запекшейся крови.

Женщина смотрела на него. Она ничего не говорила и продолжала прижимать сына к груди.

– Надеюсь, что ты поможешь ему поступить по-другому, – сказал Йоши. – Во всяком случае, поступить лучше, чем я.

Он замер на пороге, не оглядываясь. Крысы не притронулись к остывающему мясу, развернулись и выплыли за дверь, как почерневший прибой.

– Не герой я.

И вскоре не осталось ничего, что указывало бы, что они были здесь, – только кровавые следы на полу.

28

Символ

Акихито стукнул массивным кулаком по нагруднику, пожал широкими плечами, чтобы проверить посадку. Коренастый кузнец наблюдал за ним, лицо его было закрыто маской из грязной латуни. С тех пор как стало известно о высадке гайдзинов в Каве, огонь в кузницах Дворца Пяти цветков пылал двадцать четыре часа в сутки, и мастер с дюжиной учеников падали с ног от усталости.

– Сел хорошо, – кивнул Акихито, снова ударяя по железу. – Отличная работа.

– Такие слова от Феникса воспринимаю как высокую похвалу. – Кузнец низко поклонился. – Но, прошу прощения, мне нужно сделать еще около тысячи… – Мужчина поплелся обратно в пар и угольный дым, выкрикивая приказы трем подмастерьям, работавшим у плавильной печи.

Акихито согнулся, непривычный к такому весу. Затем, прихрамывая, вышел из кузницы, опираясь на утыканную шипами боевую дубинку и оглядывая грязный двор. Самураи выкрикивали приказы, бусимены проводили тренировочные бои, мальчишки подносили оружие.

Били молоты по наковальням, шипела раскаленная сталь, закаляемая в жирной речной воде, и надо всем он различил голос Мичи:

– Акихито!

Здоровяк обернулся и заметил девушку, проталкивающуюся сквозь толпу. Волосы заплетены в длинную косу, к спине пристегнута пара цепных мечей, и сотня голодных воинов наблюдает за ее проходом.

– Акихито! – Мичи схватила его за руку и перевела дыхание.

– Что случилось?

– Хана.

– Что с ней?

– Она ушла.

– Хана? – В животе у него кольцами закрутился страх, нашептывая всякие ужасы. – Куда?

– Они с Кайей улетели сегодня рано утром. Стражник сказал, что они направились на восток.

– На восток? – Шепот перешел в крик, студеный, как зимний ветер. – По направлению к гайдзинам?

Мичи кивнула.

– И она взяла с собой Петра.

Кайю назвали в честь облаков, но в действительности она летала подобно ветру. Хана сидела, сгорбившись, замотав лицо шарфами, плотно закутавшись в три плаща. Пронизывающий холод за секунды докрасна разъедал любой открытый участок кожи, и девушка вознесла благодарность Господу Идзанаги за защитные очки – без них, она была уверена, – глаз бы замерз намертво.

Пётр скрючился за спиной Ханы, стараясь не прикасаться к ней, прижимаясь бедрами к задней части грозовой тигрицы. Время от времени Кайя резко кренилась или ныряла, и Пётр был вынужден хвататься за девушку, чтобы удержать равновесие, рассыпаясь в извинениях на ломаном шиманском.

Она улыбнулась, услышав смех Кайи в своей голове.

Не надо над ним смеяться.

– ПОЧЕМУ? —

Он явно боится прикасаться ко мне.

– ДУМАЮ, БЫЛО БЫ РАЗУМНЕЕ ОПАСАТЬСЯ ВОЗВРАЩЕНИЯ К ЛЮДЯМ, КОТОРЫХ ОН ПРЕДАЛ. —

– А гайдзины не накажут тебя за то, что ты покинул станцию ловли молний? – заговорила Хана, полуобернувшись через плечо и перекрикивая ветер. – Не рассердятся?

– Я – обещание. – Пётр дрожал, стуча зубами. – Кровь-обещание. Найти его любовь. Нести ей слово. Такео.

– Гильдиец, который спас тебе жизнь?

– Да. В Морчеба обещание – самое важное. Больше всего, кровь-обещание. Она держать вместе много. Как чернота между кирпичами, да? Это слово. Они знают. Мое слово. Должно быть, для держать. Наверняка за истину, иначе за ничто. Кровь в крови.

Боги небесные. Я понимаю его лишь через раз…

– И ОН БУДЕТ ПЕРЕВОДИТЬ ДЛЯ ТЕБЯ? —

Давай надеяться.

– ДАВАЙ ПОМОЛИМСЯ. —

Хана заставила грозовую тигрицу улыбнуться вновь, почувствовав ответное тепло. Девушка прижалась щекой к гладким перьям на шее арашиторы, краем глаза наблюдая за плавными движениями крыльев Кайи.

Совершенное движение, точное, красивое – поэзия перьев, костей и плоти.

Я рада, что ты со мной, Кайя. Правда.

Воющая песня бури заполнила свинцовую паузу.

Хотя часть меня полагает, что ты должна быть с Юкико и…

– НЕ ПРОИЗНОСИ ЕГО ИМЕНИ. —

Вспышка агрессии в сознании арашиторы, превращающая тепло в яркий жар.

Я в курсе, что между вами есть разногласия. Но ты же понимаешь, что он пытается поступать правильно, верно? Они с Юкико делают то, что считают лучшим.

– Я ПОТЕРЯЛА ИЗ-ЗА НЕГО ВСЕ. МОЮ ПАРУ. МОИХ ДЕТЕЙ. —

Я знаю, каково это – потерять кого-то. И каково ненавидеть. Но каждый может измениться. Перерасти горе и боль. Посмотри на меня. Где я была три месяца назад. И где я сейчас.

– ТЫ СОВСЕМ НЕ ПОХОЖА НА ПРЕДАТЕЛЬНИЦУ, НА УБИЙЦУ РОДА. —

Больше, чем ты думаешь. Все здесь хотят одного и того же. Мятежники. Кагэ. Ты. Я. Юкико. Буруу. И даже гайдзины. Мы просто мечтаем хоть немного пожить в мире и покое. Оказаться там, где можно быть счастливым. Жить обычной жизнью. И какого черта мы воюем друг с другом?

– ТО, ЧТО ТЫ ГОВОРИШЬ. МИР. СЧАСТЬЕ. ТЫ ЗНАКОМА С ТЕМИ, КТО И ВПРЯМЬ ЖИВЕТ В МИРЕ И СЧАСТЬЕ? СКОЛЬКИХ НЕ КОСНУЛИСЬ СТРАДАНИЯ ИЛИ СМЕРТЬ? —

Хана подумала о матери, скорчившейся на полу. Разбитое стекло, залитое кровью, когда удары дубинкой превратились в смертельные. О брате, тянущемся к горлу отца, и о жажде убийства, горящей у Йоши во взгляде.

Она до сих пор слышала звук своего крика.

– СЕМЬЯ. ЛЮБОВЬ. ВОВСЕ НЕ ОБЫЧНЫЕ ВЕЩИ. НЕ В ЭТОМ МИРЕ. ОСОБЫЕ. ЗА НИХ СТОИТ БОРОТЬСЯ. МЫ ТАК И ДЕЛАЕМ. —

И одновременно стремимся к тому, чтобы их ни у кого не было. Проигрывают все, кроме людей, продающих одежду для похорон.

– ВЫБОР ТАКОВ: ЛИБО БОРЬБА, ЛИБО НАБЛЮДЕНИЕ. А ИНОГДА У ТЕБЯ ОТНИМАЮТ ВСЕ. И ТЫ СТАНОВИШЬСЯ ОТБРОСОМ. ВОЙНА ЗА КАЖДЫЙ КЛОК И КУСОК. ТЫ ПОТЕРЯЛА МАТЬ, НО ВЫЖИЛА. У ТЕБЯ ЗАБРАЛИ ГЛАЗ, НО ТЫ ВСЕ РАВНО ВИДИШЬ. —

Хана перевела взгляд на горизонт. Тьма между краем земли и небом сгущалась бурей. А армия Тора, наверное, приближается даже сейчас.

Я бы хотела, чтобы все сложилось по-другому. Чтобы нам не нужно было