class="p1">– Друзья! Я хочу сказать, что мне у вас очень нравится! Я не очень понимаю всех тонкостей ваших взаимоотношений, но уверяю вас, что ничего справедливее на планете я еще не видел. Предлагаю выпить за то, чтобы мы встретились после войны здесь, на этой земле, и сыграли мою свадьбу. Я хочу стать частью вашего общества, чтобы мои дети стали вашими детьми!

– Чего он несет? – Санджак-бей презрительно поморщился. – А албанцев ты тоже со временем хочешь подчинить себе? Что значит «их возглавит любой из моих мелайзимов»?

– Не со временем, а в самом скором времени! – ответил Шахин. – Башибузуки нам очень пригодятся в будущем, но подчиняться они должны нам.

– А куда ты собираешься деть их командиров? У тебя же нет над ними никакой власти?

– Нет, до тех пор, пока существуют такие, как Далма. – Шахин тускло посмотрел на коридор, в котором исчез наемник с танцовщицей.

– Чего он так размахивает руками? – Озтюрк с большим трудом вернулся на свое место не без помощи садовника и кивнул на Панайотиса.

– Если бы я не знал его как странноватого недоумка, то подумал бы, что он подает кому-то знаки.

– Может, и подает, – вяло отозвался Озтюрк. – Каким-нибудь своим немецким шайтанам.

Шахин в который раз уже достал из кармашка часы. Нажал на рычажок. Сщугх!

Одновременно со щелчком откинувшейся крышки раздался первый выстрел. Потом полился настоящий град из свинца. Посыпались осколки оконных стекол, масляные лампы стали разлетаться вдребезги, кусок штукатурки отлетел от стены и угодил по лбу санджак-бею. Что это!

Подполковник обернулся назад. И увидел в проеме расстрелянного окна, как падают подкошенными снопами турецкие жандармы, которые только что стояли цепью. Бабы!

Несколько десятков женщин с убойного расстояния палили из револьверов. Жандармы, не ожидавшие такой атаки, даже не успели толком ничего сообразить. Каких-то пара минут – и целый взвод оказался на земле.

Подполковник схватил Аеллу за руку и бросился к тому коридору, в котором только что растворился Далма. Они пробежали несколько шагов между сырыми стенами с тускло чадившими лампами. Шахин толкнул дверь черного входа. Тут же со стороны улицы посыпались выстрелы. Едва успели отпрянуть. Бросились назад. Дверь в одну из гостевых спален оказалась приоткрыта. Заскочили в нее. Прижались к стене. Шахин тяжело дышал. Посмотрел на Аеллу. Ему показалось, что она беззвучно смеется. Глаза быстро привыкли к полумраку. На полу, раскинув руки, с подломленными к спине ногами, лежал Далма. Из груди, в том месте, где была небольшая дыра в кольчуге, торчала рукоять кинжала. Рядом на полу, привалившись спиной к кровати, сидела белая танцовщица. С уголка губ тонкой струйкой бежала кровь. Кистью правой руки она зажимала рану на груди. Еще живые глаза хлопали увеличенными ресницами, а рот силился сделать глоток воздуха.

– И что теперь, Карадюмак? – хрипло спросила Аелла.

Шахин ошарашенно посмотрел на женщину. Она была страшно спокойна. Так спокойна, что выглядела самой смертью в человеческом обличье. – Я могла бы умереть раньше, но мне так хотелось досмотреть эту историю до конца.

– Ты… ты все знала? – Он едва выговорил вопрос.

– Да. И тебя я могла бы убить раньше. Но мне хотелось увидеть не только твое поражение. А всех вас. Поэтому терпела.

– Значит, та недописанная расписка от Панделиса была не признанием в любви, а чем-то еще?

– В той расписке он хотел сказать, что никогда не будет претендовать на меня. Но не успел.

– Почему же ты не вырвалась и не осталась там? – Шахин кивнул в сторону ресторанного зала. – Я бы не смог тебя утащить силой.

– Потому что я хотела остаться с тобой один на один и поговорить перед смертью.

– Чьей?

– Твоей, Карадюмак! Твоей! – Аелла выдернула из волос спицу. Высокая прическа вмиг осыпалась вниз черной бешеной рекой.

Короткий взмах.

Он увернулся. Второй удар уже легко блокировал предплечьем. Перехватил запястье и сильно сжал.

– Глупая греческая потаскуха. Даже сейчас я испытываю неодолимую тягу к тебе. Но, жаль, у меня нет времени на долгие проводы. У тебя невероятные глаза, Аелла. Я не хочу, чтобы оба твоих глаза достались Аллаху. Пусть один останется со мной! – Он вывернул руку и вместе с зажатой в ней спицей направил на ее лицо. Спица ударила, вошла в бездонный океан зрения и проломила глазное дно. Аелла скользнула по стене на пол и замерла клубком возле его ног…

Отряд Анфопулоса ударил по центру оборонительной линии туда, куда и хотели турки, но с той лишь разницей, что сзади их никто не атаковал. Они завязали перестрелку, не идя на штурм, а вынуждая турок перебросить с других участков дополнительные силы. Когда турки оголили фланги, со стороны рек Халис и Ирис ударили еще две боевые группы, беря противника в клещи.

Но неприятель не дрогнул, а неожиданно для греков проявил древнюю доблесть прадедов. Турки не запаниковали и не побежали, а стали оказывать отчаянное сопротивление. Ими руководил молодой турецкий лейтенант, тот, который так легковерно доверился майору Бекманну. И майор видел мелайзима с чердака двухэтажного дома в гуще боя, умелым и бесстрашным. И уже в глубине души жалел его. С пожарной вышки неутомимо бил пулемет, нанося ощутимые потери среди греков. Жаркий поначалу бой, уже менее чем через час стал переходить в вязкое противостояние. А этого больше всего боялся Анфопулос, понимая, что коли уж численный перевес на стороне турок, то они рано или поздно начнут переходить в контрнаступление. И его партизанам вряд ли удастся устоять против обученной армии. Турки сжались пружиной вокруг центрального поста, отбивая неприятельские выпады. Сверху, с пожарной вышки, плотно строчил пулемет, став настоящим ужасом для партизан.

Анфопулос каждую минуту смотрел в небо в надежде увидеть самолет. Но Челика все не было. Еще час такого боя – и придется отступить. Опять уйти в горы, раствориться между камней и во мраке гротов. Как там старосты? Смогли или нет гречанки дать бой жандармам? Может, и там что-то сорвалось. Или враг оказался храбрее и искушеннее, чем о нем думали.

И вдруг… Вспышка света и оглушительный взрыв прямо в самом центре турецкой обороны. Еще один взрыв прогремел чуть дальше. Послышался рокот низколетящего «Фоккер Таубе». Его никто не разглядел в ночном небе, когда он подлетал, и никто не мог услышать из-за грохота выстрелов. Самолет резко пошел вверх, заходя на второй круг. Развернулся. А с пожарной вышки по нему ударил пулемет. Крылья чуть покачнулись, но вторая атака состоялась. Снова две ручные мины разорвались, заставляя турок падать и вжиматься в землю.

Партизаны пошли на штурм. Первым на коне