ворвался за оборонительную линию штаб-ротмистр Вихляев, за ним – хорунжий Свистунов. Вихляев несколько раз полоснул шашкой, прорубаясь сквозь вражеские ряды. Турки побежали, посыпались горохом в разные стороны. Штаб-ротмистр бросился вскачь туда, где на его карте был крестиком отмечен «Водопад девственниц», разумно решив, что здесь без него и так справятся.

А в ресторане и вокруг тоже кипел бой. Жандармы смогли опомниться и стрельбой заставили попятиться нападавших, большая часть из которых были женщины. Панделис и Иван стреляли, заняв позицию между двумя деревьями. Доктору Панайотису, прошедшему на пир без оружия, ничего не оставалось делать как, вместе с остальными участниками грандиозного застолья упасть и лежать лицом вниз, вдыхая поднявшуюся пыль от ковров.

Словно призраки, появились из темноты два всадника. Турки замешкались, разглядев на одном форму немецкого майора, а на другом – турецкого кавалериста.

Вихляев с шашкой в правой руке и с маузером в левой влетел прямо на крыльцо ресторана, расшвыривая в стороны подскочивших к нему жандармов. Свистунов скакал сзади и палил с двух рук. Греки, почувствовав шанс, бросились в атаку. На площади перед рестораном завязался рукопашный бой. Вспыхивали тусклым светом клинки, звучали выстрелы, крики и хрипы, стоны сражающихся. Все больше и больше партизан прорывалось за оборонительную линию и спешило в восточную часть города на помощь своим.

Вихляев соскочил с лошади, косым ударом шашки развалил пополам подбежавшего турка. Влетел в гардеробную.

– Свистунов, не стрелять! В зале полно безоружных людей!

– Понял, вашбродь! – отозвался за спиной штаб-ротмистра пластун.

Из-за угла коридора на Вихляева вывернул огромный турецкий сержант, в руках которого был почему-то длинный пожарный багор. Мокрые усы сержанта закрывали едва ли не половину лица. Он взмахнул орудием. Вихляев еле успел шашкой блокировать. Но удар оказался такой силы, что в запястье у Вихляева хрустнула кость, клинок полетел в сторону.

– Погодь-ка, вашбродь. Дай ужо мне топерича! – Свистунов оттолкнул в сторону командира, нырнул под нацелившийся крюк. Багор разрезал воздух над головой Свистунова. Казак резко сблизился с противником и коротко ударил тому кулаком в скулу. Голова сержанта дернулась, но он устоял на ногах. Крюк багра глубоко ушел в стену, и вытащить его с ходу было делом не из легких. Турок выпустил его из рук, и противники сошлись на кулаках. Первым пропустил удар Свистунов.

– Вот же ж дури скока! – удивился казак, отлетая к стене, сплевывая выбитые зубы. – Ну, тогды держись, бычок басурманский!

Свистунов, закрывая согнутыми в локтях руками одновременно туловище и лицо, покачиваясь в разные стороны, двинулся на Кучука. Удары сыпались попеременно справа и слева. Поняв предсказуемость этих атак, Свистунов резко присел и нанес короткий прямой левой в живот, почти сразу же выпрыгнул вверх и с воздуха нанес правой прямо по темени. У Кучука после такой комбинации подломились ноги. Он громко хрюкнул и упал носом в ковровую дорожку.

– Полежи. Подумай перед смертушкой! Може, минуток еще две и проживешь. – Перешагнул через поверженного противника и побежал догонять командира.

– Всем оставаться на местах! – выкрикнул Вихляев, вбегая в зал.

Он смотрел на лежащих на полу людей, пытаясь понять, кто из них представляет в данный момент наибольшую угрозу.

– Ты! – ткнул он сапогом санджак-бея. – Кто такой? Встань, когда с тобой разговаривает русский дворянин.

– Русский! – высоким и шепчущим голосом удивился Озтюрк. – А форма немецкая. Я губернатор Озтюрк Саид. За мной нет никаких плохих дел, господин. Это все устроил подполковник Шахин. Очень плохой человек! Очень-очень. Он туда побежал. – Озтюрк указал пальцем на коридор. – Там есть другой выход. А я не убегаю, мне нечего бояться, потому что за мной нет плохих дел.

Вихляев презрительно посмотрел на Озтюрка.

– Вот так пчелочка! – сказал подошедший Свистунов, глядя на гору человеческого жира.

– Свистунов, проверьте всех на наличие оружия.

– Слушаюсь, вашбродь. Турок уперся. Стреляет, как заведенный. Ну счас я яму.

– Что вы задумали? – спросил Вихляев.

– А на кой тому драчуну голова топерь! Пойду срублю ее да выкину турку. Пущай оружие складают. Он, поди, их командир!

– Поступайте, как считаете нужным. Я тут сам разберусь. Похоже, оружия ни у кого нет. Ведь так? – обратился он к санджак-бею.

– Так, господин. Ну совсем чуть-чуть, только у самых именитых гостей. И то не оружие, а так, игрушка.

– Покажи игрушку!

– Карадюмак Шахин очень плохой человек, господин. Туда побежал. И он очень не любит русских. Сам учился в немецкой академии. А я верный санджак-бей своего народа. Никому ни разу плохого не сделал. Вот могу доказать тебе свою дружбу. Вон видишь того башибузука – это албанец из отряда Гюрхана Далмы, настоящий шайтан. Видишь, он как зло смотрит.

Вихляев посмотрел по линии взгляда Озтюрка. И едва успел отпрыгнуть в сторону.

Абдул бросился на него с голыми руками. И, если бы не мгновенная реакция, то лежать бы штаб-ротмистру со сломанной шеей.

– Мустафа! – визгливо крикнул Озтюрк, точно тренированному псу. – Убей его!

Из-за широкого пояса Мустафы блеснул клинок. И пошел чертить по воздуху замысловатые рисунки, заставляя пятиться Абдула. Албанец вскинул руки с растопыренными пальцами, пытаясь рефлекторно закрыться. Но острое, как бритва, лезвие полыхнуло синим огнем – и несколько отрубленных пальцев полетело на пол. Абдул взвыл и скрючился от боли на корточках. Садовник обошел его сзади, схватил за подбородок, потянул вверх. Вспышка синего пламени. Из перерезанного горла фонтаном рванулась кровь.

– Он мой садовник! – закивал головой санджак-бей. – Умеет отрезать все лишнее.

– Я вижу. – Вихляеев опустил руку на кобуру маузера.

– У тебя там нет ничего! – заулыбался Озтюрк. – Наверно, потерял по пути. Но зато у тебя есть я, храбрый русский господин. И мой садовник. В нашей империи не держат палачей, их функции выполняют садовники. Между ними глубокая невидимая связь: и те и другие занимаются тем, что отсекают лишнее. Вот мы и решили: зачем нужно держать еще и палачей, если все может сделать садовник. Я предлагаю дружбу русскому господину, крепкую и надежную. О, понимаю, что одного подвига мало. Но будет и второй. Вон, под столом от страха трясется грязный ублюдок, работорговец Мехмет! Мустафа! Отрежь ему ухо. Он продал девку из Русии Шахину. Пусть теперь страдает собака.

Садовник выволок из-под стола трясущегося Мехмета. Встряхнул за шиворот и придавил жирным лицом к стене. Один точный и быстрый взмах. Синее пламя и бурая кровь. Мустафа разжал хватку, и торговец, визжа от боли, поехал вниз по стене.

– Заберешь его ухо? – спросил Вихляева санджак-бей. – Я скажу Мустафе, и он засолит его для тебя.

– Заткнись! – Вихляев устало опустился на пол.

Шум боя резко начал стихать.

– А там вот больше не стреляют. Знаешь почему? Потому