– Нет, у меня просто есть свое мнение, которое к тому же и не беспочвенно.

Вот бабка дает! Кирсанов улыбнулся во весь рот, демонстрируя хорошее настроение и самочувствие, сытость и удовольствие от беседы.

– Зарема Юсуфовна, помните, вы обещали мне объяснить, как так вышло, что вы заранее знали о нашем приезде, – хитро прищурился он.

– Возможно, я погорячилась, – вздохнула она. – Меня и так уже за ведьму считают. Но это не так. Просто я научилась прислушиваться к себе. Поверьте, большинство людей способны на все эти штуки, которые нынче так модно выставлять на показ – дар предвидения, гадания и прочее. Я вот умею распознавать значение снов. Это несложно, заверяю вас, поэтому я заранее знала, что мне придется спасать жизнь одной молодой женщины. И нет тут ничего таинственного и необычного.

– Ну да, конечно, – кивнул Кирсанов, пребывая в полном убеждении, что ему вешают лапшу на уши.

Но как ни крути, а это была добрая ведьма, которая спасла жизнь Лике. И ему было глубоко наплевать, к каким неведомым способам при этом она прибегала, и кто ей нашептывал на ушко магические рецепты. Уже через час он смог поговорить с ее пациенткой.

– Привет! – сказал он, когда Лика открыла глаза.

– Привет, – улыбнулась она и протянула ему руку.

– Ну ты как, жива еще, моя старушка?

– Это кто старушка? – слабо возмутилась она.

– Ну не Зарема же Юсуфовна, – ухмыльнулся он и поцеловал ее в лоб.

– Облобызал в лобик и уложил в гробик, – прошептала она.

– А вот и нет, гробик ты пока миновала. Тебе вообще везет, если ты могла заметить. Киллера с ума свела, неведомых врагов истрепала в неравной схватке. Ты, Лика, Терминатор, да и только!

– Да, я такая, – тихонько улыбнулась она.

Тут в комнату вошла хозяйка и велела Кирсанову выметаться, потому что Лике надо было заняться туалетом, завтраком и лечением. Он решил, что пока прогуляется. Обнаружив свою одежду вычищенной, он только головой покачал. Огонь, а не женщина! Облачившись в свое лыжное обмундирование, потрепанное в непрезентабельных условиях плена, он уже хотел покинуть дом, как его окликнула Зарема.

– Возьмите на вешалке бушлат. Там мороз ударил, и я не хочу вас заново лечить, – заявила она.

Кирсанов вышел наружу, вдохнул полной грудью свежий морозный воздух, обжегший его легкие. Эх, красота! Деревенька словно вымерла, или нет, правильнее сказать, аул. Так вот, тишина накрыла этот самый аул непроницаемой шапкой. Лишь собаки нарушали безмолвие – иногда глухо брехали. Кирсанов осмотрелся. Дворик у Заремы был небольшой, но уютный. По обеим сторонам дорожки, ведущей к калитке, росли невысокие плодовые деревья, под заснеженными кустами сирени притаилась скамейка. Наверное, летом здесь царит приятная прохлада, подумал он. Выйдя за калитку, Кирсанов медленно побрел в противоположную сторону той, что они приехали. И вскоре миновал последний дом и оказался на поляне, которая плавно сужалась к обрыву.

Справа, вверх на гору, петляя, вела гравийная дорога и упиралась в крепостную стену. Там, почти на отвесном утесе, лепилось диковинное строение, более всего смахивающее на замок эпохи Возрождения. Кирсанов поразился красоте этого глухого горного местечка, такой пронзительной, что аж дух захватывало. И будь у него самого столько денег, сколько вбухал в строительство хозяин замка, он непременно бы возвел подобное чудо архитектурной мысли. Теперь он понял, почему «крутой чувак» стремится обосноваться в этих краях, потому что это как раз и есть обитель неописуемой животворящей радости, отсюда до Бога рукой подать.

Странная штука жизнь, подумалось ему. Люди рождаются, растут, влюбляются, рожают детей, делают кучу всяких глупостей, в общем, живут. И каждый из них думает, что все происходит по его воле, и даже если что-то идет не по тому сценарию, который был предусмотрен, то они быстренько приспосабливаются и снова считают, что управляют своей жизнью. А так ли это? Действительно ли человек творец собственной судьбы, или есть кто-то или что-то, обладающий большими полномочиями? Нет, конечно, куда пойти – направо или налево – каждый решает сам, но ведь часто невозможно даже внятно объяснить, почему сделал так, а не иначе, почему свернул туда, а не сюда.

Вот, спрашивается, с какой стати он изменил своему решению отдохнуть от общения с противоположным полом при встрече с Ликой? Она ведь ему поначалу показалась той еще стервой, но все равно он не внял голосу разума, полез на огонь, как безмозглый мотылек. Лика на поверку оказалась никакой не стервой, у нее полно комплексов и предвзятое отношение к самой себе. Но неприятностей он с нею нахлебался сполна. Подумать только – в плену побывал! Он многое мог предположить в своем будущем, но чтобы вот так его схапали и приговорили к рабству – это нужно иметь сверхфантазию. И, тем не менее, случилось это по воле таинственной силы, столкнувшей его с Маркизой ангелов.

Кирсанов покачал головой. Все, что приключилось с ним за последнее время, в корне меняло его представление о том, какова жизнь на самом деле. Ведь всякого рода неприятности могли случиться с кем угодно, только не с ним, с таким аккуратным, продуманным, предусмотрительным, немного себе на уме, осторожным и в меру крутым. Это другие могли разоряться, проворовываться, проигрывать в карты состояния, попадать на «счетчик», влипать в истории, влюбляться в неподходящих женщин, цеплять дурные болезни, садиться на иглу, спиваться от хандры. Он – никогда. Он думал, что никогда. Он считал, что создан из другого теста, заквашен иной закваской и закален особой закалкой. Глупец! Он такой же, как все, просто раньше его подобные казусы миновали, теперь вот не смог увернуться. Получите, распишитесь.

Кирсанов потоптался над обрывом, пронаблюдал бреющий полет крупной птицы, подозрительно смахивающей на орла, обнаружил вдалеке серебристую ленту горной реки. Огорчился, что не художник, не то бы обязательно нарисовал эту невероятную, неправдоподобную картину зимнего дня в горах. Постоял, впитывая в себя звуки и запахи.

Так в какой же момент события стали развиваться особым образом? Где точка отсчета? А может, все, что он делал в последнее время это и есть алгоритм предопределенности? Расстался с Ингой, освобождая место для другой женщины, монашествовал, копя мужскую силу, согласился на Танькины уговоры поехать в Домбай. И все только для того, чтобы встретить Анжелику. А что если действительно это его судьба?

Кирсанов поскреб свою заросшую щетиной щеку, недовольно морщась, и приказал себе подумать о чем-нибудь ином. Все это не для него: фатализм, хиромантия, вещие сны и гадания на кофейной гуще. Носом ботинка он поддел камень и скинул в пропасть. Какой толк во всех этих измышлениях? Никакого, решил он и пошел обратно.

Его мысли перескочили в другую плоскость. Не мешало сообразить, что делать дальше, как выкарабкиваться из этой ситуации. Ему было страшно даже подумать, какой кошмар сейчас переживает Танька. Да и мать, несмотря на внешнюю железобетонность, наверняка изрядно нервничает. И друзья-приятели тоже, небось, обалдели от такого расклада – шутка ли, взяли и исчезли. Куда бежать, где искать? Полицейские ищейки изображают бурную деятельность, компостируют им мозги, но никаких улик не находят. Сколько их уже нет? Четыре дня. Если бы такое случилось с сестрой, он бы, не слушая глупых оправданий, ей шею свернул при встрече. Блин, как же их предупредить, что он жив-здоров? В запарке не додумался попросить камазистов связаться с Танькой или ребятами. В общем, свалял дурака.