Во время плена и болезни Лика невероятно похудела. А еще недавно ее тревожили пара лишних килограммов да округлившиеся после родов бедра! Ха, теперь хоть на подиум, она стала тощей, как стиральная доска. Тощая и ребристая. И все бы ничего, если бы не синяки под глазами, заострившийся нос и пара седых волос. Да, да! Она их выдрала, когда принимала душ у гостеприимной сестры Севы.

Ничего, ничего, утешала она саму себя, приедет в Москву, сходит к косметологу, запишется на массаж, начнет питаться хорошо, и все наладится. А волосы всегда можно будет покрасить, если они вдруг вздумают поседеть все без исключения. Это мелочи, пустяки, как говорил Карлсон, дело житейское. Главное, она жива и скоро увидит Ваньку. Господи, скорее бы уже!

***

– Лика, ты спишь? – спросил Кирсанов, свешивая голову с верхней полки.

– Нет, – откликнулась она.

В купе они были пока одни, и это было как нельзя кстати, потому что он вспомнил о письме той, которая выпустила их из подвала. Оказалось, что Лика тоже о нем забыла. Они выудили грязный помятый конверт из потайного кармана ее штанов и вскрыли.

«Если вы читаете мое письмо, то все прошло хорошо. Вы на свободе. Значит, не зря я взяла грех на душу. Вы помните, о чем поклялись мне? Должны помнить!

Моя дочь Фатима знает, что я все ради нее сделаю. Я подчинилась воле родственников, уехала в это треклятое место только потому, что договорилась с Саидом, что ее не тронут, она останется учиться в Пятигорске, и сама будет решать, за кого ей выходить замуж. Но он, подлая собака, не сдержал своего слова. Он продал ее этой свинье Ахмету, да приберет Аллах этого растлителя малолетних! Вы обязаны ее спасти, потому что я спасла вас от страшной участи! Смерть Саида ничего не меняет. Деньги его семье за мою девочку уплачены, так что в любой момент ее могут насильно увезти в горы. Вы же можете ее спасти.

У дочери есть адрес ее деда, который вот уже десять лет живет в Канаде, она напишет ему письмо. Он оформит ей вызов, я в этом не сомневаюсь. Он не захочет, чтобы его плоть и кровь попала в семью этой презренной собаки! Но вы должны действовать быстро, забрать ее из Пятигорска, спрятать в Москве. Помните, что вы мне обязаны своими жизнями.

Сейчас я молю Аллаха вам помочь, но если вы предадите меня, то прокляну вас и ваших детей.

Амина. »

Дальше она приводила точный адрес проживания Фатимы в Пятигорске и просила показать дочери это письмо, чтобы она могла узнать почерк матери и довериться им.

– Ну, что ты думаешь? – спросил Кирсанов Лику.

– Ужас какой-то, да и только. Они там дикие какие-то! – содрогнулась она.

– Да, сильный слог, – многозначительно кивнул он. – А на счет дикости, это как посмотреть. Просто, они другие, у них иные законы, правила, вера и все прочее. То, что кажется тебе дикостью, для них – норма. Это, как для каннибала поедание человека. Они так жили, живут и будут жить, потому что впитывают все это с молоком матери.

– Очень хороший адвокат из тебя получился! – усмехнулась Лика. – Кажется, ты не разглядел в себе истинного призвания, жаль, сейчас бы Резников был никто и ничто, прозябая в тени твоей славы. Только вот эта Амина, их поля ягода, такого же мнения, как и я – их законы дикость и мракобесие. Ты же не женщина, поэтому тебе не понять, что это такое, когда тебя считают получеловеком!

– Ой, вот только не надо демагогии! – отмахнулся Кирсанов, кривясь, словно съел лимон. – Если бы она мнила себя прогрессивной женщиной, она бы не докатилась до убийства. Подумай, вместо того, чтобы взять и после смерти мужа уехать вместе с дочкой, куда глаза глядят, она соглашается на добровольную кабалу, а потом убивает своего сородича, обозлившись, что он не сдержал слова, данного женщине. Вот оно противоречие, на лицо!

– Ой, что ты несешь, она всего лишь женщина! Как бы она могла развернуться и уехать, они бы ее нашли и вернули силой в свой клан.

– Ты права, женщина для них – недочеловек, бесправное существо. Так почему этот Саид должен помнить, что там ей говорил? Именно поэтому я и говорю, что ей нужно было, зная нравы и обычаи своего народа, бежать, куда подальше. Она обязана была позаботиться о себе и ребенке, а не тащиться безмолвной овцой в рабство! – самозабвенно ораторствовал Кирсанов.

– Легко тебе говорить, – уперла руки в боки Лика, – когда ты – сытенький москвичок и, как сыр в масле катаешься в своей стомотологичке. А, может, у Амины этой денег не было, и муж умер. Что ей было делать?

– Бежать, Лика, бежать! Мир не без добрых людей, сама в этом убедилась, помогли бы и ей. Ей нужно было исчезнуть, а не доводить дело до убийства! – бушевал «сытенький» Кирсанов.

– Как у тебя все просто получается: должна, обязана… Иногда и более раскованным женщинам не легко решиться на Поступок, не говоря уже о тех, кто с детства приучен повиноваться мужчинам. Легко тебе митинговать со своей колокольни, сам бы побыл в ее шкуре!

– Да я, между прочим, – кипятился Кирсанов, – учился и работал, чтобы стать тем, кем я стал. Мне тоже никто ничего на блюдечке не преподносил! И я не виноват, что уродился коренным москвичом, а не жителем Тынды. Так что не понимаю, в чем ты пытаешься меня сейчас укорить! Просто каждому жизнь предоставляет шанс, и это уже зависит от человека, как он этим шансом воспользуется. Ты, кстати, тоже москвичка, так что с того?

Для удобства перепалки он скатился на соседнюю нижнюю полку. И они сидели, набычившись, друг напротив дружки, всклокоченные и сопящие.

– А если у человека не было шанса? – прищурилась Лика.

– А может, он не дождался или принял за шанс ложную предпосылку? – подхватил Кирсанов.

– Да к чему тут философские рассуждения, разве в них дело! – с досадой воскликнула она.

– Так в чем дело?

– В мужском шовинизме! – рявкнула Лика.

– О, что я слышу! Это речь не юноши, а мужа! – всплеснул руками Кирсанов. – Что, пробудилась в душе дремавшая феминистка?

Кирсанов, – пощелкала у него перед носом пальцами Лика,

– Ты определись, кого перед собой видишь – мужа или феминистку. Это совсем разные персонажи, – фыркнула Лика.

– Феминистку, – определился Кирсанов и бросился на нее снежным барсом.

Нападение было неожиданным, поэтому ему удалось легко подмять ее под себя. И очень скоро дружеская возня переросла в нечто большее, его покусывания и хватка ослабли. Она перестала брыкаться и рычать, сдаваясь на милость победителю.

Никогда. Никогда она не занималась ЭТИМ в поезде. Что же за извращенец, ей достался в любовники?! Нижняя полка была ужасно тесная – не развернуться, а верхняя висела неоправданно низко. Но на неудобства они мало обращали внимания, им вообще скоро стало наплевать на антураж. Какая разница, в самом деле, какого размера полка? Им так не хватало друг друга, хоть они и не расставались все это время ни на минуту.

«Я знаю каждую клеточку его тела», – мелькнуло в ее голове.