Сильный рывок встряхнул собирающегося повторно впасть в состояние овоща гоблина. Незнакомец в прозрачном шлеме в котором видны одни только глаза перерезал удерживающие его верёвки ножом. Шмыга упал, сжался в комочек. Но вдруг он почувствовал настоящее чудо. Откуда-то взявшийся ручеёк настоящей холодной воды пролился сверху на иссохшее от жары тело. Не собираясь разбираться как и откуда тот появился, гоблин открыл рот и пил эту воду большими глотками. Жаль только что живительный поток вскоре исчез и тогда Шмыге пришлось открыть глаза. Освободивший его воин потряс флягой показывая, что воды в той больше нет. Не обращая больше внимания на Шмыгу он покрепче перехватил гром-палку из которой раньше убил двух напавших на него кадавров и будто прислушался к чему-то слышимому только ему одному.

В поместье раздавались частые звуки грома и время от времени что-то взрывалось. Облачённый в необычную пятнистую броню воин оставил Шмыга торопясь присоединиться к бою, который вели его товарищи.

Перевернувшись на живот, помогая себе руками, Шмыга сумел встать на четвереньки и ценой немалых усилий пополз вперёд. Он полз и полз, пока не почувствовал, что уткнулся в некоторое возвышение. Перебравшись через него, он упал в бассейн полный прекрасной, великолепной, восхитительной воды. Прочь от тела внезапно упавшего в декоративный пруд гоблина цветными молниями рванулись декоративные рыбки. Шмыга пил столько, сколько никогда раньше не пил. Он чувствовал, как его тело раздувается, будто огромный мешок, но всё равно пил и не мог прерваться.

Однако рано или поздно заканчивается всё на свете.

Нельзя сказать, что Шмыга напился. Просто он уже физически не мог выпить ещё больше. Отдуваясь и с некоторым трудом, пользуясь длинной рук, гоблин вытащил себя из бассейна и какое-то время лежал рядом.

Поместье хозяев горело. Время от времени раздавались хлёсткие, словно звук от удара кнутом, звуки с которыми оружие пришлых выплёвывало маленькие молнии. Шмыга лежал на краю декоративного пруда, за одно появление рядом с которым подобного ему сельскохозяйственного гоблина ждало бы серьёзное наказание.

Поднятая его телом муть осела на дно пруда и в снова ставшей прозрачней воде туда и сюда сновали красивые, очень яркие, рыбки. Какое-то время Шмыга отстранённо наблюдал за их то ли игрой, то ли танцем. Затем длинная рука быстро нырнула в воду и показались обратно с уже зажатой в кулаке рыбкой. Несчастная тотчас отправилась в рот. За ней ещё одна и ещё. Декоративные рыбки могли похвастаться красотой, но отнюдь не массой. Чтобы хоть немного наесться, Шмыге пришлось переловить их всех, до одной и то чувство голода получилось приглушить лишь немного.

Вспомнив о больших синих вкусяках из-за которых, он чуть было не расстался с жизнью, гоблин встал и отправился на поиски сада. К его огорчению, сад оказался полностью уничтожен. Большая часть выгорела, меньшая была истоптана так, словно по ней пробежало стадо тяговых мамонтов, вдобавок с привязанными к ним сеялками. На входе в сад лежал мёртвый эльф, сжимая в руках стрекатор – сильно модифицированный моллюск, плюющийся иглами с парализующим ядом к тому же причиняющим сильную боль по ощущениям похожую на ожог. Такие стрекаторы эльфы-друиды использовали для усмирения или наказания гоблинов когда нужно было выразить общее недовольство постреляв в кого только захочется, а не наказать конкретного виноватого.

Видимо против пятнистой брони пришлых стрекатор оказался не очень полезен потому, что грудь друида была разворочена молниями, а на лице навечно застыло недоуменное выражение и полное непонимание происходящего. По дуге обогнув мёртвого хозяина, гоблин пошарил по более-менее уцелевшей части сада, нашёл несколько давленных плодов и тут же умял их. Убедившись, что больше не уцелело ни одной большой синей вкусняхи, Шмыга, осторожно, постоянно ожидая подвоха, приблизился к телу мёртвого эльфа. Ткнул его палкой. Эльф продолжил лежать неподвижно. Естественно, ведь он был мёртв. Шмыга понимал это, но веками внушаемый остроухими хозяевами страх одновременно и отпугивал мелкого гоблина и подначивал, дразнил его.

Набравшись храбрости, Шмыга ударил эльфа кулаком, потом пнул ногой и, наконец, плюнув ему прямо на лицо, гоблин впервые задумался о том, что ему, собственно, делать дальше.

Можно попробовать вернуться к своим. Поместье хозяев горит, а сами они лежат мертвецами. Вернуться можно, вот только…

Шмыга задумался. Он как раз и вызвался проникнуть в поместье не только ради уважения соплеменников, но и потому, что обычная, привычная жизнь сельскохозяйственного гоблина ему успела о надоесть до крайности, несмотря на его относительную молодость. Просто Шмыга был умным гоблином и, в отличии от многих других соплеменников, успел прекрасно понять, что ничего иного, никакой другой жизни ему не светит. Только одно и тоже, день за днём, год за годом. Кого другого подобная жизнь могла устроить. Но только не Шмыгу. Правда была одна проблема: он совершенно не знал как можно хоть что-нибудь изменить.

Поэтому и вызвался пролезть на запретную территорию. Не только для того, чтобы впечатлить и добиться благосклонности красотки из своего племени, сколько чтобы хотя бы на миг, на краткий миг, представить будто он сам управляет собственной жизнью и сможет её изменить, если захочет.

Как оказалось – не может.

Но всё изменилось с внезапным появлением пришлых прилетевших на тех огромных птицах, которые нефига не птицы.

Конечно, Шмыга боялся. Вот только то, что можно было бы назвать «страстью к приключениям» в нём было сильнее страха. Осторожно подобравшись к месту посадки тех странных штук, незамеченный часовыми, гоблин залез внутрь и спрятался между тяжёлых коробок. Спрятался хорошо и обнаружили его только уже когда вернулись обратно и принялись вытаскивать тяжёлые коробки. Пришлые о чём-то поговорили на своём языке, а после тот пришлый, что освободил и напоил Шмыгу передал его другому верзиле. Новый верзила внимательно посмотрел на Шмыгу и спросил: -Так что же мне с тобой делать?Шмыга не ответил. Он не понимал языка пришлых и, разумеется, не понял вопроса, хотя, больше по интонации, догадался что это, скорее всего, был какой-то вопрос.

Впрочем, даже если бы он каким-то чудом понимал русский язык, мелкий гоблин не смог бы ничего ответить. Если честно, то он понятия не имел что дальше будет делать он сам. Куда тут ещё пытаться угадать что будут делать уже с ним.

Невозможно! Непонятно! А между тем события вокруг мелкого гоблина уже начали развиваться по своей собственной логике.

Глава 11. Задачи прикладной лингвистики