Зандаларка постучала пальцем по губам, мгновение размышляя, потом кивнула:

– Нужно наступать, и быстро. Мы не можем переживать бурю на открытой местности, и сейчас ближе к монастырю, чем к укрытию у подножия. До вершины полтора дня пути, да?

– С нынешней скоростью – да. Прибудем вместе с бурей.

– Вышлите вперед два наших лучших отряда, но пусть обменяются одеждой с гурубаши. Я хочу, чтобы они шли в авангарде и прикрывали нас по флангам. К полуночи они должны расчистить все пещеры впереди. Если буря налетит быстро, нам потребуется укрытие. Затем, когда выдвинутся остальные, они должны раскопать туннели монахов и начать пробираться наверх. Бросьте раненых, подберем их позже. Ловушки нас замедляют, а идти нужно быстро. И сегодня мы разожжем костры, не как раньше. Большие, по два на каждую палатку.

Капитан прищурился.

– Госпожа, на это уйдет почти весь наш хворост.

– Почти? Сожгите весь, – Кхал’ак указала на монастырь. – Если наши солдаты хотят еще раз согреться, то пусть греются на руинах Шадо-пана!

Вол’джин не мог не улыбнуться, когда день уступил сумеркам и длинные тени указали на восток. На зандаларов. Ловушки и атаки его группы убили не столько бойцов из сил Кхал’ак, как хотелось бы, но сподвигли ее на отчаянные меры. Она послала вперед два отряда, проредила войска и пробивалась через большинство атак грубой силой. Когда враги доберутся до монастыря, они будут злыми, разочарованными и усталыми – три состояния, которые не любит в своих бойцах ни один генерал.

Учитывая, что зандалары встали на ночь именно там, где и рассчитывали защитники – не считая батальонов по флангам, которые нашли места поменьше и повыше, – Тажань Чжу согласился созвать Тридцать Три. Вообще-то их было тридцать один: брат Куо и Тиратан согласились выйти в дозор раньше, пока старший монах призывал подопечных в Храм Белого Тигра.

Монахи выстроились перед настоятелем в две шеренги по десять бойцов, а в последней было восемь. Чэнь и Вол’джин заняли два задних угла прямоугольника. По бокам располагались столы со снедью и выпивкой, состряпанными Чэнем на скорую руку – хотя он настаивал, что это его лучшие произведения. Вол’джин в нем не сомневался. Он редко видел, чтобы его друг так концентрировался на работе, и заявления его сопровождались искренностью без преувеличения.

Старый монах развел лапы.

– Вы слишком молоды, чтобы помнить, как мы свергли могу. Несмотря на слухи и шутки о моем возрасте, для этого слишком молод и я. И все же я приобщился к истории и мемуарам, сказаниям, передававшимся из уст в уста со времен основания монастыря. Сказаниям из времен, когда противостояние могу было делом не высокой чести, а первой необходимости.

Сейчас вы продолжаете эту великую традицию. Как и все наши братья и сестры. Многие желали быть здесь, но наша цель требует, чтобы они находились в других местах. Вам в радость будет узнать, что сестра Цзянь-ли еще не отвалилась от костей. И все же многие из нас выступят против наших древних хозяев.

Вол’джин кивал, молча и с удовлетворением. Он был уверен, что Цзянь-ли сможет раскрыть достаточно сведений Альянсу, чтобы он перешел к действию. Шпионы Орды передадут эту информацию своим начальникам. Хоть тролль и страшился того, как поступит с вестями Гаррош, тут склонность вождя к войне не казалась большим затруднением. Хоть Тридцать Три умрут здесь, вторгшиеся зандалары скоро последуют за ними в могилу.

Тажань Чжу сложил ладони.

– Хотя я не присутствовал при падении могу, меня заверили, что история об их последнем императоре – правда. Говорят, он поднялся со слугой-пандареном на пик Безмятежности, высоко над нами. Там он встал, вытянув руки, и поворачивался кругом. Император осмотрел Пандарию и остался доволен увиденным. Он сказал своему слуге: «Я бы хотел сделать нечто такое, отчего каждый в Пандарии улыбнется». А слуга ответил: «Значит, спрыгнете вниз?»

Монахи рассмеялись, и помещение наполнило счастливое эхо. Вол’джин надеялся, что вспомнит этот смех, когда здесь воцарятся крики раненых и умирающих. Незачем было гадать, выживет ли хоть кто-нибудь из них. Никто не выживет, но он решил, что, если умрет последним, посмеется и напомнит залу об этом моменте.

– История умалчивает, что сталось с тем слугой, но сказано, что император, уязвленный и рассерженный, известил всех, что эта часть горы осквернена. Сюда не ступала нога ни одного из могу, что позволило нам собираться, строить планы и готовиться к свержению господ. Мы были невидимы, потому что здесь нас не подумали искать.

Перед тем как продолжить, Тажань Чжу торжественно поклонился Чэню и Вол’джину.

– Месяцы назад я, как и могу, не думал искать тех, кто нам нужен. Мастер Буйный Портер принес мне сперва человека, а потом – темного охотника. Хотя я позволил им остаться, ему я сказал, чтобы он не приносил других раненых. Об этом решении я сожалею. Я говорил с мастером Буйным Портером в этом самом зале, обсуждая якоря и океан, Хоцзинь и Тушуй. Я спросил его, что важнее, и он ответил, что важнее команда. Я долго и усердно размышлял над этим, и теперь, предо мной, стоите вы – команда. – Настоятель сложил лапы за спиной. – Вы все пришли сюда по разным причинам. Вы все учились, как один. И все же едиными вас делает наша общая беда, это благородное дело.

Тажань Чжу поднял один из деревянных жетонов.

– Мастер Буйный Портер приготовил нам напиток. Он назвал его в нашу честь «Тридцать Три». И, как Тридцать Три, мы будем известны вовек. Нас будут помнить и вспоминать с гордостью, но знайте, что никогда я не гордился больше, чем когда стал одним из вас.

Он низко поклонился, не выпрямляясь долго, как того требовало максимальное уважение. Монахи, а также Вол’джин и Чэнь, ответили на поклон. В горле Вол’джина встал ком. Отчасти он удивлялся, что кланяется существу, которое считал раньше ниже себя, а теперь сердце тролля радовалось тому, что они выступают вместе.

Их было тридцать три – таких, какой он всегда представлял себе Орду. Их сила заключалась в различиях, объединенных общим стремлением. Их дух – тот дух, что Бвонсамди назвал бы духом тролля – сплавил этих существ в общем деле. Да, Вол’джин все еще считал себя троллем, но теперь это было не все его существо целиком, а лишь важная часть.

Монахи выпрямились, а затем собрание рассыпалось и приступило к пиршеству. Еда и питье накануне битвы пришлись очень кстати, а хмеля в напитке Чэня было в самый раз, чтобы избежать неприятных ситуаций. Монахи принесли много снеди, и мысль съесть столько, чтобы враг нашел кладовую пустой, стала для всех источником мрачного веселья.

Чэнь в сопровождении Ялии принес Вол’джину пенящуюся кружку своего пива.

– Я поистине приберег лучшее напоследок.

Вол’джин поднял кружку, потом выпил. Ароматы ягод и пряностей защекотали нос. Напиток казался теплым, хоть на самом деле был холодным, – а еще насыщенным и забористым, как крепкий сидр. На языке плясали странные нотки послевкусия – одни мягкие и сладкие, другие кислые и пронзительные. Тролль бы с трудом назвал и половину из них, но вместе они сходились так славно, что ему вообще не хотелось анализировать состав.