по сравнению с предыдущей была весьма мягкой, но все же хорошо, что она уже на три четверти позади. Так хочется солнечного тепла.

№ 392. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

16.IV.50 г.

Родная моя, сегодня 16.IV, а последнее твое письмо обозначено 28.II, ты сознаешь ли, как мне тревожно и грустно?

Трудно как-то и самому писать… 2.IV послал тебе письмо и вложил в него десяток стихов М. Рыльского, которые я для тебя перевел. Получила ли ты их?

Прочел недавно книгу автора XV века Алишера Навои «Фархад и Ширин». Очень хочу, чтобы и ты ее прочла. В Москве я видел оперу Глиэра под тем же названием. Но истинная лирика слова и мысли, конечно, в самой поэме. Ты вспомнишь, читая, Омара Хайяма. А я еще вспоминал образную и словесную стихию Библии. Особенной силы достигает автор во второй половине поэмы. Ее кульминация – беседа Фархада с персидским царем Хощроем, затем идет прелестное, полное такой любви, какую можно только однажды в жизни высказать, письмо Ширин к Фархаду и, менее удачное, письмо Фархада к Ширин. Исключительно волнует смерть Фархада и Ширин. Может быть, ты обратишь внимание на философские раздумья Фархада – какое величие отрешенности в них! Эта книжка – самое значительное событие в моей жизни за последний месяц. А за всем этим ты остаешься всем, что заполняет и исчерпывает мою жизнь. Когда я читал Навои, я думал о тебе и в вечных божественных формулах поэзии проставлял твое имя. Читал ли я «Стихи» Рыльского и переводил их – думал о тебе и чувство к тебе, одно, дает душе, хотя бы на короткое мгновение, силы взлететь над прахом и если снова припасть, то и снова взлететь – какое ни есть, а движение и всякий раз к тебе, ближе, ближе.

До свидания, родная, после твоего письма, может быть, напишу что-нибудь более связное.

Саня.

Манек, родной, любимый, что же ты приумолкла?

№ 393. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

7.V.50 г.

Родная, пишу в надежде, что мое письмо будет с тобой в день твоего рождения.

Я думаю о белой ветке, посаженной нами на нашей заре. Как хорош вечный день первого чувства!

Сегодня у меня неожиданная радость: читал (перелистал) сборник китайского поэта Бо-Цзюйи (772 г.–846 г.), чувствовал тебя с собой и радовался, будто с тобой был вместе.

Посылаю два лепестка – наша жизнь в каждой жилке.

***

Любовь и радость

Где прячутся теперь?

Печаль и тоска —

И те от нас ушли.

Для нас сегодня

Один лишь сон ночной

Те десять лет,

Что мы прошли вдвоем.

***

Прошла весна. В глазах темно

В душе веселья мало.

Все вышли капли хуань-лянь,

А боль не утихает.

Но получил от вас письмо,

Оно сильней лекарства:

Я не читал, лишь вскрыл печать

И зренье прояснилось.

Прими из моих рук дар старого китайца, мудрого и любившего. Белая ветвь тянется из вечности и в вечность уходит.

Любимая, слышу и вижу тебя!

Саня.

№ 394. А. И. Клибанов – М. Н. Горлиной

28.V.50 г.

Родные,

получил Манюшины, Коинькины письма. Очень рад, что вы думаете об отпусках. Непременно организуйте отдых – подкрепитесь, ободритесь, наберите сил.

Я здоров. Работаю много. Как интересна и как необъятна медицина. Иногда оглядываю себя со стороны: смешны топтыгинские вразвалку шаги в зрелом возрасте! Это я о своей медицине.

Коиньку, мою «незабудочку», поздравляю со днем рождения. Послал ей ко дню рождения свои переводы М. Рыльского – дошли ли? Понравились или нет? Вот вам пять стихотворений поэта древнего Китая Бо-Цзюйи. Я воспользовался интереснейшим переводом, выполненным в белом стихе Л. Эйдлиным. Этот перевод я, в свою очередь, пытался выполнить в красном стихе, но получилось нечто бледно-розовое. Все же посылаю:

1. Растаял снег

За теплым дуновеньем,

Раскрылся лед

В ласкающих лучах.

Но растопить не может

Дух весенний,

Одно лишь только —

Иней на висках.

2. Когда хризантемы под инеем цвет осыпали,

И листья утуна

Срывались гонимые ветром,

Я вдруг удивился

Осенних раздумий печали

И мне послужили

Тогда твои песни ответом.

3. Кладу мою лютню

На тонкий изогнутый столик.

Я ленью охвачен,

А чувством стесняется грудь.

Я думаю, – струны

Рукою тревожить не стоит,

Их ветер ударит,

И сами они запоют.

4. Буддийский отшельник

Над шахматным полем сидит.

На доску ложится

Отчетливой тенью бамбук.

В бамбуковой чаше

От взоров отшельник укрыт,

Лишь изредка слышен

Фигур опускаемых стук.

5. Вихрем с востока пронесся в равнинах

Ветер весенний, гульливый.

Вишня им сломана неумолимо,

Сорваны листья со сливы.

Но и весенний, могучий, безбрежный

Ветер никак не раскроет —

У одинокой жены неутешной

Горем сведенные брови.

Это, конечно, беглый черновой перевод. Белый стих строже и в данном случае «классичнее». Но моему уху полноценней звук рифмованных строчек. Через века тянется у людей одна любовь, одна грусть, одна надежда. Такое постоянство чем-нибудь да оправдано! Жду всегда с нетерпением и беспокойством ваших весточек. Горячо нежно целую.

Ваш Саня.

№ 395. А. И. Клибанов – Н. В. Ельциной

Родная деточка,

коротко пишу, чтобы рассеять твое беспокойство. У меня все по-старому. Продолжаю пока заниматься практической медициной и, надо признаться, с удовлетворением и интересом. К сожалению, практика довольно однообразная, но, по мере сил сам стараюсь ее разнообразить. Время от времени поддерживай меня медицинской литературой – мне нужна была бы книжка по медицинской технике, по терапии (учебник Кристмана у меня есть), по душевным и нервным болезням, а также элементарный учебник по анатомии и физиологии. Здоровье поддерживаю на одинаковом удовлетворительном уровне, это мне удается отчасти и благодаря твоей заботе. Вообще же должен сознаться, что начинаю ощущать свой возраст, но бывает, что вдруг откроешь в себе способность к такой нежности, что кажется, будто ничего не изменилось и что я такой же, как, например, в Луге, порой который для нас, ты помнишь, был нашим «венским лесом».

Я