Представив себе мух, которые не могут взлететьи лишь бегают по стенам, Таня улыбнулась. Профессор Клопп, используя темнуюмагию, никогда не мог вовремя остановиться.

– Ерунда! Полетные блоки только внутриТибидохса. Снаружи башен их нет, даже на стенах нет, – сказала Таня.

– Откуда ты знаешь? – удивился Ягун.

– А ты будто не знаешь? Помнишь, когда-томы летели на твоем пылесосе вдоль главной лестницы, чтобы миновать циклопов?

Внук Ягге насторожился.

– Каких циклопов? Их на главной лестницесроду не было. Лестницу богатыри охраняют. Докажи, Ванька! – заявил он.

– Точно. Богатыри. Усыня внизу, Дубынявверху, а Горыня взад-вперед прохаживается. Ищет с досады, кому ногиоттоптать! – кивнул Валялкин.

– Ну как же? Вы что, забыли? Мы ещёхотели попасть на Исчезающий Этаж! – уже без всякой надежды повторилаТаня.

Она уже сообразила, что в этом временномколене Исчезающий Этаж не проявлялся. Да и зачем ему было проявляться, еслиЧуме-дель-Торт не приходилось ни от кого скрываться? Она была хозяйкойположения. Исчезающий Этаж и Черный Куб оставались пока в стратегическомрезерве. На всякий пожарный случай.

Ванька Валялкин прищурился.

– По-моему, Ягун, у кого-то на букву"Т" накопилось слишком много тайн. Мне это не нравится! И я нетронусь с места, пока этот кто-то всего нам не расскажет, – сказал он.

– Точно, маечник! Хоть мы с тобой идеремся каждую неделю, сейчас я с тобой согласен. Иметь тайны от заклятыхнедругов – глобальное свинство! Я тоже не тронусь с места! – поддержал егоЯгун.

Таня серьезно посмотрела на мальчишек. Онаподумала, что её друзья остались её друзьями даже в этой реальности, хотя в ихряды невесть как и затесалась фиолетовая душечка Гробыня Склепова. Ну а что ониназывают себя недругами, так это уже издержки скорбной фантазии Чумы-дель-Торт.Чума поменяла слова, но так и не смогла изменить человеческое сердце!

– Хорошо. Кое-кто на букву "Т"не будет больше молчать. Если бы не веревка внутри грифа контрабаса, не дух ине Пиявка... – начала она.

Повествование велось в условиях далеко неэпических. Нестор-летописец и легендарный Боян творили в более благоприятныхусловиях. То и дело Таня пугливо озиралась и прислушивалась. Можно ещёпоспорить, является ли краткость сестрой таланта, но уж кулак истукана емуточно друг, товарищ и брат. А заодно и любимая теща.

– Так, значит, та Танька Гроттер, котораясуперски играла в тухлобол, была не ты? – разочарованно подытожил Ванька,когда она закончила.

– Нет, я Таня... Но не та... Или та же,но в других обстоятельствах... Тело то же, но душа... – путано объяснилаона.

Ягун насмешливо уставился на нее.

– Душа, говоришь? Чтобы поверить в твойрассказ, надо быть полным бредозавром! Ну, полнейшим! – сказал он.

– А я верю, – отчего-то страдая,сказал Ванька.

– И неудивительно. Ты, маечник, всегдабыл клиническим бредозавром, – веско заявил Ягун. Он сделал паузу и сгрустью добавил: – Скверно другое. Скверно, что я тоже верю! Такая вот мыспятившая парочка бредозавров, которые шаркают по своим делам с лапшой на ушах!

Ванька ободряюще хлопнул его по плечу.

– Ладно, недруг мой бредозавр! Поправьлапшу, и потопали! Слышишь, как дрожат стены? Черепашке все порядком надоело! Яеё прекрасно понимаю. Только она, бедняжка, заснула, продрыхла какой-тоничтожный миллиончик лет, а тут её – хлобысь! – разбудили! Ну как тут неозвереешь?

Слушая оживленную болтовню Ваньки, Таняпочувствовала себя счастливой. Они снова были вместе, снова заодно. Ребятатронулись было к мосту, но тут за поворотом кто-то скрипуче заныл:

– Новый башмак опять нашпиговаль мненога! Я буду пуф-пуф тот, кто наколдоваль мне такой кошмарный мозоль!

Баб-Ягун подкрался и пугливо выглянул,стараясь держаться в тени.

– Ни за что не догадаетесь, кто сюдапрется! – прошептал он.

– Профессор Клопп? – улыбнуласьТаня, Такие ослы, как профессор Клопп, остаются неизменными во всехреальностях.

– Он самый! Откуда ты знаешь, кто это,если ты не наша малютка Гроттер? – с подозрением поинтересовался Ягун.

– Да ваша я, ваша! И вообще, ещё разназовешь меня «малюткой», переименую тебя в «крошку Ягунчика»! Усек? –пригрозила Таня.

Кивнув, Ягун деловито осмотрелся и метнулся вузенький, кривой коридорчик.

– Сюда! Через подъемный мост нам непройти! Там Клопп! Значит, выбираемся на стену! – распорядился он и,забрав у Ваньки перстень, что-то торопливо забормотал.

– Ты что делаешь?, – спросила Таня.

– Не мешай! Пытаюсь вызвать на «Хап-цап»мой пылесосик! У меня всегда были трудности с пространственнымизаклинаниями, – отмахнулся Баб-Ягун.

Снова потянулись сырые коридоры. Бесконечныелестницы Большой Башни внезапно переходили в готические галереи. Некоторыевыводили к стенам, но большинство стараниями Чумы-дель-Торт и нежити обрывалисьв никуда и могли сопроводить лишь на кладбище.

Таня едва узнавала Тибидохс. Куда делись всекартины, богатырские кольчуги, древние лари и бухарские ковры? Едва лискрипучие виселицы и украшенные темным бархатом плахи сделали школу волшебниковпривлекательнее. Впрочем, дизайнерское воображение Чумы-дель-Торт навечнозависло где-то в секторе гробовой атрибутики.

Когда, наконец, лабиринты благополучнозакончились и впереди, в узком светлом проеме выхода, показались зубцы ибойницы, Таня едва не завопила от восторга. Пылесос Ягуна уже ждал их,притулившись в глубокой выбоине от каменного ядра и призывно поблескиваятрубой.

Увидев его, Баб-Ягун схватился за голову изастонал так мучительно, словно у него разом заболели все зубы. Многочисленныекоридоры и тысячи ступеней, по которым пришлось прокатиться его летательноймашине, не прошли для неё даром. Корпус треснул.

Турбонасадка отвалилась. От хромированногообода остался тонкий грязноватый след. Труба чихала русалочьей чешуей. Из трехколесиков уцелело лишь одно – и то можно было назвать колесом лишь при наличиивоображения.

– По-моему, талисманов было больше... Илимне только так кажется? – поинтересовался Ванька.

Издав печальный вопль, Ягун метнулся проверятьполетные талисманы.