что в третьем батальоне солдат игрался с порохом, кстати, и у нас в батарее многие играются с порохом от танковых выстрелов, что капитально мне не нравиться. Так вот солдат доигрался: искра попала в карман с порохом в результате чего молодой мужчина сжёг себе яйца. Живой, но без яиц. Кому это надо и кому он теперь нужен? – Я обвёл взглядом строй, чувствуя, что, то о чём я говорю, пытаясь до них достучаться, не доходит до них. Многое отскакивает от их сознания и они остаются при своём мнении, снисходительно слушая, как бы говоря: комбат тебе, конечно, положено так говорить по статусу, но делать мы будем всё равно по своему. Неудовлетворённый тем, что не смог достучаться до них, не смог найти необходимых для этого слов, я распустил строй и подозвал к себе офицеров и прапорщиков.

- Честно говоря, недоволен сегодняшним положением дел в батарее. Если смотреть со

стороны, то кажется у нас всё нормально: солдаты заняты, дисциплинированы и всё идёт чётко. Может быть, вы тоже это ощущаете, но я, как командир батареи, чувствую, что солдаты расслабляются и постепенно выходят из под нашего контроля. Солдаты живут своей отдельной жизнью и мы на эту жизнь имеем мало влияния, или что хуже всего - не влияем. То напряжение первых чисел февраля, когда мы вышли из Толстого Юрта – прошло. Они видят, что война не так страшна, и на ней не так часто убивают. Вот и расслабуха идёт. Я обращаюсь к вам - командирам взводов: следите за солдатами, пусть они будут постоянно у вас на виду, тормошите их постоянно. Да, Жидилёв, слушай: что-то я давненько не видел твоего сержанта Тараканова. Где он?

Командир первого взвода потупился и кивнул в сторону своих позиций, но ему на помощь пришёл замполит: - Борис Геннадьевич, я потом вам доложу по Тараканову….

- Так, - протянул, усмехаясь я, - понятно. Значит не всё в порядке в батарее, как и предполагал. Я приказываю всем усилить контроль за личным составом. Это и тебя старшина касается. А то ты думаешь, что если таскаешь еду в батарею, то на этом твои обязанности кончаются. Ни фига. Твоя должность предполагает гораздо больший объём работы, чем кормёжка. Ну, я с тобой ещё отдельно и гораздо подробнее побеседую сегодня. А сейчас в свои взвода и работайте с личным составом, беседуйте с ними, влезайте им под шкуру, жёстче проводите свои и мои требования в жизнь и только так.

Через пять минут, когда командиры взводов ушли, я подозвал замполита: - Алексей Иванович, что ты хотел про Тараканова рассказать?

- Вы, когда про солдата рассказали, которому яйца порохом сожгло – бойцы засмеялись. Так Тараканов лицо себе порохом, три дня тому назад, спалил и теперь прячется от вас на позициях. Ожог во всё лицо, но медики промазали каким-то кремом: рубцы останутся, но в общем обошлось. Мы медикам десять литров коньяка отдали, чтобы они в полк и вам не докладывали.

Я злорадно рассмеялся: - То-то смотрю и удивляюсь, что уже несколько дней никто порох не жгёт, а то заколебался бойцов гонять. Ладно - я ничего не знаю. Думаю, что это будет хорошим и наглядным уроком. Но всё равно за бойцами нужен капитальный контроль, чувствую передышка закончилась и как бы нам подчинённые сюрпризов не подкинули.

Вскоре ко мне заехал зам командира полка подполковник Пильганский. Весело балагуря со мной, прошёлся по командному пункту. В бинокль осмотрел окрестности Чечен-Аула, тылы третьего батальона и спросил моего мнения: откуда можно ожидать нападения боевиков. Я ещё раз изложил своё видение данного вопроса. Хотя Пильганский и не возражал, но чувствовалось, что он не во всём был согласен со мной. Обсудили ещё несколько вариантов действий чеченцев и ему, вдруг захотелось сделать пуск ПТУРом. Причём, захотелось именно пустить ракету на спор по какой-нибудь цели.

- Копытов, вот давай мне самую трудную цель и спорим на сто грамм спирта, что я её влуплю.

В бинокль показал на маленькую кирпичную будку на территории склада ГСМ. Цистерны были расстреляны, но иногда, по ночам наблюдая в ночник, я видел в окне будки отблески: то ли света, то ли ночного прибора. И мне думалось, что по ночам, а может быть и днём, оттуда велось за нами наблюдение. Сам туда не стрелял - цель была трудная, маленькая и ракету было очень трудно подвести к ней. Мешали ветки деревьев и провода. Но сейчас выгнали на насыпь противотанковую установку. Пильганский заскочил вовнутрь, уверенно поднял пакет, навёл его на цель и выстрелил. Уже по полёту ракеты было видно, что офицер в своей службе сделал не один десяток пусков. Ракета шла как по ниточке и уверенно скользнула между проводами, прошла над ветками и попала в будку. На месте взрыва поднялось облако красной кирпичной пыли, шиферная крыша брызнула в разные стороны мелкими осколками. Открылся люк, откуда подполковник ловко выскочил из машины и, смеясь подошёл ко мне: - Ну, что командир батареи, какая оценка?

- Товарищ подполковник, - засмеялся я в ответ и сделал приглашающий жест, - прошу в землянку получить оценку. Оценка – сто пять грамм.

Мы оба расхохотались и направились ко мне. Уже около землянки нас остановил возбуждённый крик Алушаева, который продолжал в бинокль наблюдал за складом ГСМ: - Товарищ подполковник, товарищ майор! Смотрите на будку, Смотрите….

Пыль от взрыва уже осела и в бинокль хорошо было видно, как от развалин будки два боевика волоком по земле тащили безжизненное тело. Пильганский, было, дёрнулся к противотанковой установке, но та уже съехала задом вниз и водитель возился около неё.

- Что ж, духам повезло, - сказал зам, с сожалением провожая взглядом боевиков, - но я сегодня третий батальон вздёрну. Что за ерунда? Почему нет наблюдателей на позициях? Ведь их можно было с пулемётов запросто достать.

После отъезда Пильганского я созвал совещание офицеров и прапорщиков.

- Вы, наверно, обратили внимание, что сегодня утром внезапно приехал командир полка и осмотрел позиции. Сейчас приезжал зам командира полка: тоже порезвился. Это не к добру, такие визиты. Или они имеют какие-то сведения