стало влажно и противно. Земля размокла и начала налипать на обувь тяжёлыми комьями. Ступеньки в землянку быстро размолотили и теперь надо было осторожно

спускать вниз. В довершении всего пришлось быстро окопать землянку по кругу, чтобы в неё не стекала вода. Печка внутри топилась постоянно и здесь было сухо, тепло и светло от лампочки, которая светила от АКБ.

Среди ночи, когда я спустился в землянку и пил кофе, у входа кто-то пьяно зашумел и во внутрь на заднице скатился вниз, чуть ли не на печку рядовой Субанов: пьянущий в жопень. Что-либо говорить или ругать его было бесполезно. Сощурив и без того узкие глаза, он всё-таки сумел разглядеть перед собой командира батареи.

- Товарищ майор, - виновато-пьяно забубнил солдат, - я хотел только чуть-чуть, но не рассчитал…. Но ведь я всё-таки пришёл домой. – Привёл он в конце дурацкий аргумент.

Я сидел, продолжая пить кофе, наблюдая, как Субанов ползая на карачках вокруг раскалённой печки, пытаясь прикурить сигарету об неё, опасно приближая лицо к раскаленному до красноты металлу. Вовремя успел схватить его за штаны и оттащить от печки, когда левая рука у него рискованно подогнулась и он начал падать лицом на раскалённый металл. Дал ему лёгкую затрещину. На что Субанов прореагировал довольно своеобразно.

- Товарищ майор, мы за вас кому угодно пасть порвём. Да мы вас так уважаем, что я вот сейчас для вас печку поцелую. Хотите…? – Субанов сложил и вытянул губы трубочкой и потянулся к буржуйке, и мне опять пришлось его отдергивать и дать ему ещё одну, но уже более полновесную оплеуху.

- Субанов, если ты меня уважаешь, то шуруй-ка во взвод. Как идти туда помнишь? – Субанов мотнул головой и послушно полез на выход. Правда, с первого раза у него не получилось, но после того, как ободрав лицо о колышек торчащий на выходе, он сумел выбраться из землянки. Но тут же с громким плеском упал в лужу, вылез оттуда и весело загорланил непонятно какую песню на бурятском языке. Я приказал Торбану проследить, чтобы тот благополучно добрался до своего взвода, а сам погрузился в невесёлые размышления.

Утро было пасмурное и хмурое, подстать моему настроению. Возвращаясь с совещания, около автобусной остановки увидел пару незнакомых БТР и человек тридцать, бродивших вокруг неё, морских пехотинцев. Подошёл к ним и спросил кто старший. Ко мне вышел заместитель командира взвода и доложил, что командир взвода сейчас убыл со старшим на будущие позиции и будет лишь через тридцать минут. Я в свою очередь представился и сказал, что мне нужен их командир взвода для того, чтобы установить взаимодействие. Когда повернулся, чтобы уйти к себе, вспомнил про трупы боевиков за остановкой.

- Да, сержант, там за остановкой трупы боевиков лежат, так вы не обращайте на них внимание.

Сержант с удивлением посмотрел на меня: - Хорошо, но только там трупов нет.

- Да там они. Мы их вчера прикопали.

- Да нет их там, товарищ майор.

- Да ну, не может этого быть. О чём ты говоришь? Что, духи из под нашего носа утащили трупы? Да ерунда какая-то, пошли, покажу. – Мы с сержантом отправились за остановку, где я с облегчением показал сержанту: - Да вон они...

Сержант обежал взглядом двух своих подчинённых, вольготно лежащих на двух холмиках и с недоумением повернулся ко мне.

Я засмеялся и показал рукой на двух морпехов беспечно лежавших на земле. Один из них лежал на спине, широко раскинув руки и в пол уха слушал болтовню товарища, который подперев ладонью голову, лежал на боку на втором холмике. Локтём он сдвинул тонкий слой мокрой земли с лица мёртвого боевика и лицо убитого с грязными и чёрными губами выглядывала из подмышки морпеха, но тот не замечая этого, продолжал оживлённо тараторить.

- Да вон, они на них и лежат, - я уже смеялся во всю силу, и на мой смех сбегались остальные морские пехотинцы и тоже начинали смеяться.

Я подошёл к лежащим на земле и, смеясь, показал: - Ты, солдат, лежишь прямо на убитом, а ты, дурачок, посмотри себе подмышку, - все так и грохнули, когда солдат глянул вниз и испуганно вскочил, увидев в двадцати сантиметрах от своего лица – лицо убитого боевика. Весь бок у него был мокрый, а у второго вскочившего мокрая была вся спина.

Когда прошёл первый приступ смеха я, еле сдерживая новую волну веселья, произнёс: - Ребята, а ведь трупный яд – самый сильный яд. Одежду ведь надо менять, - новый, ещё более сильный хохот потряс автобусную остановку, после того как морпехи испуганными зайцами ринулись в арык и судорожно стали смывать с себя остатки земли. Поняв бесполезность этого занятия, выскочили на берег и начали лихорадочно скидывать с себя одежду, чтобы переодеться в чистую. В этот момент и подошёл командир взвода морских пехотинцев – старший лейтенант Виктор Явлинский. Посмеявшись над незадачливыми солдатами, он рассказал мне, что оборону будет занимать в двухстах метрах левее меня и командный пункт у него будет находится в здании поливочной станции в трёхстах метрах отсюда. Договорились что после обеда я к нему подойду и тогда мы решим все вопросы взаимодействия.

Ещё когда подходил к остановке, то обратил внимание на фашистскую каску, которая была закреплена на броне одного из БТР.

- Откуда она у тебя?

- Да это во время боёв, в Грозном, грохнули одного духа, он в ней и бегал…

Мы разошлись. Явлинский повёл своих на новые позиции, а я отправился к себе. Тут же вызвал Субанова, но сильно его не ругал. Солдат был дисциплинированный, управляемый, да и сам сейчас сильно переживал за происшедшее. Высказав своё неудовольствие, отпустил его и попробовал заняться делами, но у меня не выходила из головы немецкая каска и я всё думал, как бы её выпросить себе.

Сразу после обеда отлил в отдельную бутылку коньяк, налил в другую ёмкость ещё пять литров коньяка и отправился с визитом к старшему лейтенанту Явлинскому.