Великий визирь Соколлу больше всего хотел обеспечить мирное наследование трона Селимом, к которому он послал в Кютахью, что в Анатолии, курьера с известием о смерти отца. Он не раскрывал секрет еще несколько недель. Правительство продолжало работать, как при жизни султана. Приказы исходили из его шатра, как бы за его подписью. Назначения на вакантные должности, продвижения по службе и распределение наград велись в привычном порядке. Был созван диван и традиционные победные реляции направлены губернаторам провинций империи от имени султана. После падения Сигетвара кампания продолжилась как бы под его командованием. Армия постепенно отходила к турецкой границе, осуществив по пути незначительную осаду, якобы по приказу султана. Внутренние органы Сулеймана были захоронены, а его тело забальзамировано. Теперь оно следовало домой в закрытом паланкине, сопровождаемое, как всегда, охраной и соответствующими выражениями почтения, полагающимися живому султану.

Только когда Соколлу получил известие, что принц Селим прибыл в Стамбул, чтобы официально занять трон, великий визирь сообщил солдатам о смерти султана. Они остановились на ночь на опушке леса недалеко от Белграда. Великий визирь вызвал чтецов Корана, чтобы собрались вокруг паланкина султана, славя имя Бога, и прочли молитвы об усопшем. Армия была разбужена голосами муэдзинов, торжественно поющих вокруг шатра султана. Узнав знакомое объявление о смерти, солдаты стали собираться группами, скорбя об усопшем. На рассвете Соколлу обошел воинов, говоря, что их падишах, друг солдат, теперь отдыхает у единого Бога, напомнил им о великих деяниях, которые тот совершил во имя ислама, и призвал солдат проявить уважение к памяти Сулеймана не стенаниями, а законопослушным подчинением его сыну, славному султану Селиму, который теперь правит вместо отца. Успокоенные словами визиря и перспективой пожертвований со стороны нового султана, войска возобновили марш в походном строю, эскортируя останки покойного великого правителя и командира в Белград, ставший свидетелем его первой победы. Оттуда тело было доставлено в Стамбул, где помещено в гробницу, как завещал сам султан, в приделе его великой мечети Сулеймание.

Сулейман умер так же, как жил, — в своем шатре, среди войск, на поле битвы. Это заслуживало в глазах мусульман приобщения святого воина к разряду мучеников. Отсюда заключительные элегические строки Бакы, великого лирического поэта того времени:

Это был подходящий, учитывая преклонный возраст и смерть в момент триумфа, конец для боевого султана, правившего огромной военной империей. Сулейман Завоеватель, человек действия, расширил и сохранил ее. Сулейман Законодатель, человек порядка, справедливости и мудрости, усовершенствовал ее, благодаря силе своих институтов и благоразумной политики, превратив в просвещенную структуру управления. Сулейман — государственный деятель обеспечил для своей страны господствующий статус мировой державы. Десятый и, пожалуй, величайший из османских султанов, Сулейман привел империю к пику могущества и влияния.

Но само величие его достижений несло в себе семена постепенного вырождения. Ведь ему наследовали другие, менее значимые люди: не завоеватели, не законодатели, не государственные деятели. Пик Османской империи стал переломным моментом, вершиной склона, который теперь неумолимо, хотя и постепенно вел вниз, к глубинам упадка и окончательного падения.

Сулейман, Великий Турок, был правителем в эпоху Ренессанса, затмившим великолепием своего двора и стиля жизни многих представителей золотого века западной христианской цивилизации. Он превзошел их не только высокими личными качествами, но и мудрым суждением характеров других людей. Освободившись, при назначении на высшие посты, от привычной ступенчатой иерархии османской имперской службы, он раздавал должности людям, которых сам выбирал, в ком был абсолютно уверен как в исполнителе воли суверена. Возможно, как обвиняет его турецкий историк этого периода, он действительно прощал этим фаворитам накопление больших состояний и экстравагантный стиль жизни, зачастую уходивший корнями в коррупцию. Но это, в конце концов, было всего лишь частью образа того века, платой за имперское великолепие, наполнившее правление Сулеймана блеском величия в глазах западной цивилизации.

По крайней мере два из его великих визирей, христиане по происхождению, на долю которых пришлись две трети времени правления султана, при всех своих недостатках и неудачах внесли положительный вклад в величие империи. Это Ибрагим-паша, грек, выдающийся дипломат и военачальник, и Рустем-паша, болгарин, который, будучи экономистом, умело распоряжался османской казной, справляясь со всеми сложностями, во времена, когда, в результате экспансии, империя увеличила более чем вдвое свои доходы. Пережил Сулеймана третий великий визирь, Соколлу-паша, славянин из Боснии, который в детстве был мальчиком-прислужником в сербской церкви и которому пришлось в критический период поддержать власть и престиж покойного господина. Присущая деспотическому режиму Сулеймана сила в значительной мере компенсировала любые эксцессы и слабости, но на данной стадии их последствия для будущего невозможно было предугадать. Только в руках безвольного султана они могли ослабить Османское государство.

Однако по иронии судьбы именно такую ситуацию приблизил сам Сулейман двумя пагубными ошибками. Рассудительность, не говоря уже о гуманности, явно отказала ему при решении вопроса наследования османского трона. Иначе невозможно объяснить позорную казнь сначала его старшего сына Мустафы, а затем и самого младшего, Баязида. Оба сына были наделены качествами, которые делали любого из них достойным продолжателем дела первых десяти османских султанов и, следовательно, обеспечивали сохранение империи как уважаемой державы в мире того времени. Слепым и безжалостным детоубийством, преступлением еще более тяжким, чем традиционная для династии практика братоубийства, Сулейман обеспечил наследование трона правителем необычайно мелкого масштаба, дегенератом Селимом. Он стал первым из новой плеяды двадцати пяти султанов, которые правили страной во время медленного упадка Османской империи с периодами относительного благополучия.

Страсти Сулеймана, подогреваемые Роксоланой, пересилили его рассудительность, мудрость и чувство ответственности за государство, и сразу после его смерти было разрушено многое из того, ради чего он трудился всю свою жизнь, создавая величие османов. Султан всегда верил в непогрешимость крови Османа. И эта уверенность предала его. Получилось, что султан дал турецким историкам повод сомневаться, был ли Селим действительно сыном своего отца или же незаконным отпрыском любовника его матери-славянки.

Селим II в роли султана являл собой удручающе убогую фигуру. Невысокий и тучный, с красным лицом, он быстро получил прозвище Селим Пьяница из-за хронического пристрастия к вину. Ленивый и распущенный по натуре, он был ничтожеством, поглощенным только собой и своими удовольствиями, не унаследовавшим ничего из талантов отца или склонной к интригам, но сильной матери. Он не пользовался уважением ни министров, ни подданных. Не испытывая желания переносить тяготы войны и не имея склонности к государственным делам, Селим предпочел сабле и шатру праздное времяпрепровождение в Серале. Здесь, в окружении закадычных друзей и льстецов, он жил без цели, только сегодняшним днем, нисколько не думая о дне завтрашнем.