я ревную. У нее с тобой было все, а я всего лишь гребаная няня. – Боже, я ненавижу, как эти слова звучат из моих уст. Жар обжигает грудь. Смущение смешивается с изрядной долей зависти.

Я выдвигаю ящик стола и роюсь в нем, чтобы занять трясущиеся руки.

Пальцы натыкаются на что-то шелковистое в ящике, полном резинок, ножниц, зажимов и стикеров. Я хватаю, вытягиваю вещь и разглядываю ее у себя на ладони.

Черные трусики, которые я обронила в кофейне несколько недель назад.

Я поворачиваюсь к Кейду, держа черные трусики на пальце. Кейд ничуть не удивлен, он просто смотрит на меня с раздражением.

– Ты сохранил их? – требую я объяснения, и даже для меня самой я звучу возмущенно. – Ты сказал, что выбросил.

– Я соврал, – выдавливает он из себя.

– Почему?

– Потому что ты никогда не была просто няней, Уилла. – Грудь вздымается, когда я оглядываюсь на него, я словно застываю во времени. – Ты всегда была чем-то большим. Женщиной, с которой я хотел быть, но не позволял себе.

– Мне бы сейчас не помешало выпить, – говорю я, все еще глядя на него.

– Нет. Ты будешь стоять здесь и слушать меня. – Он приближается ко мне так близко, что сердце заходится. А кровь закипает в жилах.

Когда он оказывается передо мной, то приподнимает мой подбородок и заставляет посмотреть ему в глаза.

– Я не злюсь из-за слов Талии, потому что мне плевать на нее и на ее выходки. У меня есть Люк. И я бы не променял его ни на что на свете. Как это произошло, уже не имеет значения, потому что мне действительно все равно.

Мое тяжелое дыхание служит фоном его глубокому хриплому голосу.

– Знаешь, что меня волнует? – Его пальцы впиваются в мою кожу. – Ты, Уилла. Я забочусь о тебе. Нет смысла ревновать, поверь мне.

– Но у нее было все. Все, чего я хотела и о чем не подозревала, что хочу, а она просто приняла это как должное и ушла. И теперь она здесь, ведет себя как ни в чем не бывало, и я завидую так, что зубы ноют. Я никогда не чувствовала ничего подобного и хочу, чтобы это прекратилось, – последняя фраза звучит как мольба, будто она способна унять комок беспокойства, засевший у меня в груди.

– Ты не хочешь того, что было у нее. Ты хочешь большего. Ты заслуживаешь большего. Кивни, если поняла.

С глубоким вздохом я киваю, не сводя с него глаз. Наши сердца бьются в такт.

– Но она…

Он обрывает меня:

– Кажется, я попросил тебя остановиться и выслушать меня?

– Да, но…

– Если ты не перестанешь нести эту саморазрушительную чушь, я заткну тебе рот. – Его рука нежно касается моей щеки. – Я люблю Люка. Ты любишь Люка. И нам троим хорошо вместе. Сегодня вечером она уйдет, а ты останешься. В конце лета ты уедешь, затем вернешься. И сейчас, черт возьми, ничего не закончится. Мы все обсудим. Ты поняла?

Я с трудом сглатываю, вглядываясь в его темные, серьезные глаза, нахмуренные брови, в напряженное выражение лица. Голосок в моей голове нашептывает, что все это шутка, но я достаточно хорошо знаю Кейда, чтобы понимать, что на такую тему он шутить бы не стал.

– Но…

В мгновение ока он разжимает мне челюсти и засовывает туда трусики. Зрачки расширяются, и я замираю на месте, слишком потрясенная, чтобы остановить его. И слишком возбужденная, чтобы хотеть останавливать.

– Никаких «но», Ред. Положи ладони на стол и наклонись.

Я все еще смотрю на него широко раскрытыми глазами, немного шокированная тем, куда зашел наш разговор. Нежно положив руку мне на плечо, он разворачивает меня, и мои руки скользят по гладкой столешнице.

– Вот это моя девочка, – шепчет он, надавливая мне между лопаток так, что тело прижимается к столешнице, а край прохладного мрамора впивается в бедра. – Весь день дразнила меня этим платьем. И все, о чем я мог думать, как наклоню тебя и проверю, что под ним надето.

Я стону сквозь ткань во рту, покачиваю бедрами и выгибаю спину в немом приглашении проверить.

– Так мне проверить? – мозолистыми пальцами он проводит по задней поверхности моих бедер, задевая подол моего любимого платья. По спине пробегают мурашки, и я слышу, как у него перехватывает дыхание, когда мягкая ткань приоткрывает мою голую задницу и собирается складками у основания спины. – Грязная девчонка. Разгуливаешь без трусиков. Ты же надеялась, что я проверю, да?

Я прижимаюсь щекой к прохладному мрамору и оглядываюсь на него, его взгляд прикован к моей заднице. Я киваю. Потому что да, хотела. Хотела, чтобы он затащил меня в ванную и трахнул у стены. Вытрахал все переживания.

Но я здесь, обнаженная в открытой кухне, а вечеринка проходит всего в нескольких сотнях метрах от нас.

Он массирует мои ягодицы, и я приподнимаю голову, чтобы выглянуть в окно и проверить, не идет ли кто.

– Что ищешь, детка? Думаешь, я бы остановился только потому, что кто-то вошел? – Его пальцы скользят между моих ног и касаются моей намокшей киски. – Может быть, Талия застанет нас, тогда я смогу прояснить ситуацию для вас обеих. Потому что могу пообещать тебе, что никогда никого не трахал так, как тебя.

Я сжимаюсь и стону.

– Тебе бы этого хотелось? – он хрипит. – Мне было бы все равно. Ты моя, Уилла. И плевать, кто об этом знает.

Его пальцы скользят внутрь, плавно и медленно. Одна рука надавливает мне на спину, когда он наклоняется и шепчет:

– Тебе же это нужно? Нужно, чтобы я нагнул тебя прямо здесь и сейчас, а потом отправил обратно со стекающей по твоим прелестным маленьким бедрам спермой?

Мысли мечутся. Черт. Это то, чего я хочу? Едва ли мне нужно раздумывать. Я хочу до боли. Скользя подушечками пальцев по поверхности столешницы, я оглядываюсь через плечо и киваю.

– Хорошо, – произносит он, расстегивая ремень. – Потому что я тоже этого хочу.

Через несколько секунд он снимает штаны и насаживает меня на член. И в этом нет ничего нежного. Как только он входит в меня, тело сжимается вокруг его твердого члена.

Одной рукой он обхватывает мое бедро, а другой давит на спину, удерживая меня на месте.

– Ты так хорошо смотришься на моем члене, Уилла, – рычит он, когда его бедра соприкасаются с моими, и я выгибаюсь, отталкиваясь от каждого его толчка и чувствуя себя такой же дикой и необузданной, как и он в этот момент.

Словно прочитав мои мысли, он склоняется ко мне и выдавливает из себя:

– Ты хочешь всего этого, Уилла?