— Да, — рассмеялся Гарри.

Барбара покраснела:

— Вероятно, вы считаете нас ужасными. Но мы… мы были не готовы к такому шагу.

— Я понимаю, — неловко произнес Гарри. — Все теперь идет наперекосяк.

— А вы еще встречаетесь с той девушкой? Как ее звали?

— Лора. Нет. Уже давно. Я сейчас один. — Гарри посмотрел на видневшийся вдалеке Королевский дворец и спросил: — Как по-вашему, вы останетесь в Испании?

— Я не знаю. Не знаю, что принесет будущее.

— Ненавижу! Ненавижу то, что сотворил Франко! — повернувшись к ней, с внезапной горячностью произнес Гарри. — У меня было свое представление об Испании — романтика кривых улочек, обветшалых зданий. Не знаю почему, может, оттого, что в тридцать первом, когда я приехал сюда, повсюду витал дух надежды. Даже среди людей, у которых ничего не было, таких как семья Мера. Вы их помните?

— Да. Но, Гарри, эти мечты, социализм — все осталось позади…

— На прошлой неделе я ходил туда, где они жили, там все разбомблено или разбито снарядами. Их квартиры нет. Там был один человек… — Он осекся, затем заговорил снова, глаза его сверкали от злости. — На него напали одичавшие собаки. Я помог ему, отвел домой. Он живет в крохотной сырой квартирке, там же его мать, у нее случился удар, и я думаю, никакой помощи она не получает; с ними маленький мальчик, который почти помешался, когда его родителей увели неизвестно куда. И еще его сестра, яркая, умная девушка, училась на медика, а сейчас работает на молокозаводе. — Гарри вздохнул. — Такова новая Испания, — подытожил он.

— Я понимаю, вы правы, — отозвалась Барбара. — Мне стыдно жить моей жизнью, когда вокруг такое. Сэнди я этого не говорю, но мне стыдно.

Гарри кивнул. Кажется, он успокоился, приступ гнева прошел. Барбара изучала лицо своего спутника. Она чувствовала, что вспышка злости и разочарования вызвана чем-то бо́льшим, нежели встреча с бедным семейством, но чем именно, было не понять.

— Простите, что я так разошелся, — вдруг улыбнулся Гарри. — Не обращайте внимания, я просто устал.

— Нет. Хорошо, что вы мне напомнили. — Она улыбнулась. — Хотя непохоже, что вы до сих пор нейтральны.

Гарри горько рассмеялся:

— Нет. Наверное, теперь нет. Времена меняются.

Они подошли к Мансанарес — речке, протекавшей в западной части города. Впереди находился мост, за ним — лестница, ведущая в дворцовый сад.

— Отсюда мы можем выйти обратно к дворцу, — сказала Барбара.

— Да. Я, пожалуй, вернусь в посольство.

— Вы уверены, что с вами все в порядке, Гарри? — вдруг спросила Барбара. — Вы, кажется… как будто… чем-то сильно озабочены.

— Все в порядке. Просто, понимаете, Андай и прочее. В посольстве все задерганы. — Он улыбнулся. — Нужно будет нам снова вместе пообедать. Можете заглянуть ко мне домой. Я позвоню Сэнди.

Глава 19

Сэнди был дома, когда Барбара вернулась. Он сидел в гостиной, читал газету и курил толстую сигару, которая наполняла воздух густым тяжелым дымом.

— Только пришла? — спросил он.

— Да. Мы ходили прогуляться в Каса-де-Кампо.

— Зачем вы туда пошли? Там до сих пор полно неразорвавшихся бомб.

— Там теперь безопасно. Гарри захотел пойти.

— Как он?

— Немного не в духе. Думаю, Дюнкерк повлиял на него сильнее, чем он хочет показать.

Сэнди улыбнулся сквозь завесу дыма:

— Ему нужно найти себе девушку.

— Вероятно.

— Чем ты хочешь заняться в четверг? Пообедаем?

— Что? — Барбара озадаченно взглянула на него.

— Это третья годовщина нашей встречи. Ты забыла? — Он выглядел уязвленным.

— Нет… нет, конечно. Давай пообедаем где-нибудь, это будет здорово. — Она улыбнулась. — Сэнди, я что-то устала. Пойду немного полежу перед обедом.

— Да, хорошо.

Барбара заметила, что ее забывчивость расстроила Сэнди. Дата совершенно выскочила у нее из головы.

Выйдя из комнаты, она столкнулась в коридоре с Пилар. Та посмотрела на нее своими бесстрастными темными глазами:

— Зажечь огонь, сеньора? Становится немного холодно.

— Спроси у мистера Форсайта, Пилар. Он в гостиной.

— Хорошо, сеньора.

Девушка слегка приподняла брови; домашние дела были сферой, где правила хозяйка. Барбаре было все равно. По пути домой после встречи с Гарри ее охватила тяжелая усталость, ей нужно было лечь. Она поднялась наверх, растянулась на постели и закрыла глаза, но в голове кружились образы: приезд Гарри в Мадрид после исчезновения Берни, конец надеждам, что Берни жив, потом Бургос — Бургос, где она встретилась с Сэнди.

Барбара прибыла в столицу националистов в мае 1937-го. Началось лето, с голубого неба на старинные дома ярко светило солнце. Попасть за линию фронта было невозможно. Ей пришлось проехать из Мадрида во Францию, затем снова пересечь границу с националистической Испанией. По пути она прочла речь доктора Марти, уважаемого деятеля Красного Креста, обращенную к представителям организации в Испании. «Не вставайте ни на чью сторону, — говорил он, — рассматривайте ситуацию только клинически, решая, чем вы можете помочь». Именно этим она и будет заниматься, решила для себя Барбара. Переезд во франкистскую Испанию нельзя считать предательством Берни. Она отправилась туда, чтобы выполнять свою работу так же, как делала в республиканской зоне.

Ее зачислили в отдел, который занимался пересылкой сообщений между членами семей, из-за военных действий оказавшихся по разные стороны линии фронта. В основном это была уже знакомая ей административная работа, легкая в сравнении с прежними обязанностями, когда приходилось иметь дело с пленными и детьми. По особой заботливости коллег Барбара понимала, что они знают про Берни. Она вдруг обнаружила, что ей, привыкшей брать ответственность на себя, это мягкое сочувствие неприятно. В результате Барбара стала резка в общении с сослуживцами.

Она никогда не заговаривала с ними о Берни и не посмела бы упомянуть его в беседах с испанцами — чиновниками, матронами из зажиточных семей и отставными полковниками, которые работали с испанским Красным Крестом. Они всегда вели себя подчеркнуто вежливо, вызывая в Барбаре ностальгию по неформальному общению в зоне республиканцев, однако на собраниях и приемах, куда она была вынуждена ходить, иногда выказывали злобу и отвращение к ее занятию.

— Я не согласен с обменом захваченных в плен солдат, — сказал ей как-то раз один старый вояка из испанского Красного Креста. — Дети — да, пересылка писем между членами разделенных семей — да, но менять испанского идальго на красную собаку — никогда!

Последние слова он выкрикнул с такой яростной горячностью, что подбородок Барбары осыпало брызгами его слюны. Она отвернулась, ушла в уборную, и там ее вырвало.

Лето продолжалось, и Барбара все глубже впадала в уныние, отстранялась от людей, будто ее окружала тонкая завеса серого тумана. Наступила осень, по узким мрачным улицам носились холодные ветры; в кафе, мимо которых проезжали бесконечные грузовики с угрюмыми солдатами, сидели нахохлившиеся люди. Барбара с головой