Хотя я полностью сопереживала его попыткам, мне казалось, что он мог бы избежать многих неприятностей, просто подождав, ведь именно смерти и отставки действительно позволяли ему назначить новых людей в Верховный суд. Но, если бы он не вступил в бой, возможно, в отставку подали бы меньше людей.

С приближением выборов в Конгресс в 1938 году я видела, что Франклин снова тревожится. Его отношение к Верховному суду совпадало с отношением к реакционным законодателям. Он считал, что для продолжения либеральной программы необходимо найти либеральных конгрессменов. Тот факт, что демократическая партия имела подавляющее большинство, не объединил ее как боевую группу, а скорее разделил на фракции. Иногда казалось, что внутри партии возникла, во всех смыслах и целях, группа людей, которые сработались бы лучше с более консервативной республиканской партией. Эта ситуация привела к расколу между советниками президента и внутри кабинета и в конечном итоге привела к так называемой «чистке».

Если в этой кампании и были политические ошибки, то некоторых из них, как мне кажется, можно было бы избежать благодаря Луису Хоу. После его смерти у Франклина так и не появился политический советник, способный с ним спорить и при этом сохранять ему беспрекословную верность. Луис позволял Франклину использовать преимущества своего здравого, рассудительного, тщательного политического анализа, и даже если Франклин не соглашался и раздражался, он слушал и уважал политическую проницательность Луиса.

Игнорировал он его совет или нет, по крайней мере, все доводы против оспариваемого действия были четко сформулированы и аргументированы.

В Гарри Гопкинсе мой муж нашел частицу дружеских отношений и преданности Луиса, но не его политическую мудрость и тщательный анализ каждой ситуации. Луис спорил, а Гарри не решался это делать. Он честно высказывал свое мнение, но, зная, что Франклин не слишком любит возражения (а кто их любит?), часто соглашался с ним или пытался переубедить косвенным образом.

Луис Хоу был старше Франклина и, поскольку он во многом помогал ему в начале политической жизни, оставался более независимым, чем Гарри Гопкинс. Франклин, в свою очередь, формировал личность Гарри. Он расширил его кругозор и научил многим вещам касательно внутренней политики и иностранных дел. Следовательно, мнение Гарри не имело для Франклина такого веса, как мнение Луиса.

Джим Фарли спорил с Франклином, но без особых результатов, потому что его аргументы в пользу того или иного курса всегда основывались на политической целесообразности. Эд Флинн говорил ему правду так, как он ее видел, и бесстрашно спорил, но не всегда был рядом. Поэтому после смерти Луиса Франклин часто принимал решения, не обсуждая всех сторон вопроса.

Многое, конечно, могут сделать вице-президент, спикер Палаты представителей, партийные лидеры как в Сенате, так и в Палате представителей, члены Кабинета, если они наберут силу в Конгрессе. В конечном счете, однако, президент несет ответственность за действия своих последователей. Когда они перестают за ним следовать, он чувствует, что его лидерство подвергают сомнениям. Конечно, невозможно достичь стопроцентного согласия внутри партии, особенно когда эта партия имеет комфортное большинство в Конгрессе, но большая ее часть должна объединиться, чтобы работать эффективно.

Конечно, Франклин не ожидал, что Конгресс будет каждый раз идти по этому пути. Изучая американскую историю всю свою жизнь и исходя из собственного опыта, он остро оценил значение сдержек и противовесов, установленных в нашем правительстве отцами-основателями. Он понимал, что готовность Конгресса голосовать за любые полномочия, необходимые для разрешения чрезвычайной ситуации, нежелательна в условиях демократии.

Франклин никогда не обижался на конструктивную критику со стороны членов Конгресса. Что его возмущало, так это отказ некоторых конгрессменов понимать общие потребности страны, узкую точку зрения, которая позволяла им сравнивать местные интересы с общенациональными или международными. Франклин всегда говорил, что ни один лидер не может уходить слишком далеко от своих последователей, и, чувствуя близость Конгресса к народу, испытывал здоровое уважение к реакции конгрессменов на любое из его предложений.

Деятельность Франклина во время кампании 1938 года многие считали политической ошибкой. Я не настолько хороший политик, чтобы судить об этом, но ниже попытаюсь изложить причины, которые, как мне кажется, привели к такому результату.

Гарри Гопкинс вложил все свое сердце и способности в организацию помощи в национальном масштабе. Я не только восхищалась этим человеком, но и прониклась к нему глубоким доверием. Позже, после смерти его второй жены, я разглядела в нем ту сторону, которую раньше не замечала. Полагаю, что это естественное развитие – искать развлечений и разнообразия, когда тебе одиноко. Что удивляло некоторых из нас, так это то, что Гарри, казалось, получал столько искреннего удовольствия от общения с веселым, но в некоторой степени искусственным обществом. Для него стали важными те люди, которые могли обеспечить его предметами роскоши и устраивали такие вечеринки, к которым он, вероятно, никогда прежде не испытывал ни малейшего интереса. Эта сторона Гарри нравилась мне не так сильно, как та, с которой я познакомилась в первую очередь, но в глубине души он был прекрасным человеком, у которого хватало мужества переносить боль и который любил свою страну настолько, чтобы рискнуть жизнью и быть полезным после того, как все шансы осуществить любые личные амбиции исчерпались.

Моя работа должна была продолжаться независимо от всего остального. Впервые приехав в Вашингтон, я писала статьи для еженедельной колонки и страницу для Woman’s Home Companion, а также много статей для других журналов.

Еженедельная колонка казалась скучной, и в конце концов один предприимчивый джентльмен, Монте Буржайли из United Feature Syndicate, подсказал, как сделать ее интереснее. Он был уверен, что, если я буду писать материал для ежедневной колонки в формате дневника, это очень понравится народу Соединенных Штатов, который хочет знать, как жители Белого дома проводят свое время, день за днем. Сначала мне казалось, что это будет самая ужасная работа, но я была так недовольна прежней, что в январе 1936 года решила подписать пятилетний контракт с United Feature Syndicate на ведение ежедневной колонки, которая была бы короче и, возможно, легче в исполнении. С тех пор я писала колонку шесть дней в неделю и только один раз не успела вовремя. Я работала с воскресенья по пятницу, а это означало, что по субботам у меня был выходной. Перед тем как отправиться в поездку, мне иногда приходилось писать несколько колонок вперед. В противном случае я каждый день писала статьи утром или в полдень, хотя иногда садилась за работу и в середине ночи, если мне предстоял напряженный день. Текст должен был попасть в редакцию к 6 вечера. Писать эту колонку стало такой привычкой, что я всегда немного удивлялась, когда люди говорили, что это наверняка довольно