Да и чтобы понять, что музыка хороша, нужно послушать много плохой музыки. И никак иначе.

Мы разговариваем обо всем на свете, и хоть знакомы совсем немного, мне кажется, что я знаю Джонатана тысячу лет, – с ним легко и комфортно, к тому же у нас много общего. А когда я говорю, что обожаю Элинор Фелпс, оживляется Саманта – оказывается, они подруги с самой юности! Мне даже показывают фотографии, на которых изображены молодые Элинор и Саманта, которая все еще стоит на своих ногах, а не ездит на коляске. Что с ней – я не знаю, а спрашивать неловко. Но что я знаю точно, так это то, что эта женщина – добрая и гостеприимная и очень любит мужа, неугомонных племянников и белую кошку, которая забралась мне на колени и с удобством устроилась, как на кресле.

– Ты очень понравилась Прелести, – говорит Саманта с улыбкой, – а ей нравятся далеко не все люди.

– Мы ей не нравимся, – обиженно говорит Элтон.

– Потому что вы ее гоняете, – строго смотрит на него Джонатан. Но эта строгость получается напускной, нестрашной. И мальчишки это отлично понимают.

– У меня тоже когда-то была кошка, – вспоминаю я. – Ее звали Колокольчик, ее подарил мне дедушка, но она сбежала… Эх.

– Расскажи о себе, – просит Саманта. – Ты родилась в Нью-Корвене?

– Нет, – отвечаю я. – Я приехала сюда учиться. А родилась я далеко отсюда и жила около моря. – И я называю родной городок, который находится на северо-востоке от столицы. Джонтан и Саманта почему-то переглянулись, но я не поняла, почему. Да и не придала этому факту никакого значения. Я рассказывала им о бабушке и о дедушке, о нашем доме, о том, как прекрасно бывает море в грозу, – за всю свою жизнь я видела столько молний, бьющих в воду, что это давно перестало пугать.

– А где твои родители? – спросил Джонатан, отхлебывая чуть остывший уже кофе.

– Их нет, – коротко ответила я, потому что не хотела рассказывать ничего о том, что никогда не видела отца, и о том, что матери глубоко на меня плевать. Для меня их действительно не было. Скорее, родителями я считала бабушку и дедушку, которые вырастили меня и воспитали. Как я считаю – достойно.

– Ох, Санни, так жаль, – говорит с сожалением Джонатан. – Я тоже рано лишился родителей и их поддержки. И знаю, как тяжело без них. Ты очень сильная девочка, что не сдалась и приехала воплощать свою мечту в Нью-Корвен. Как и я когда-то, – улыбается он далеким воспоминаниям.

А потом разговор плавно переходит на конкурс. И Джонатан пытается мне кое-что объяснить, бурно жестикулируя.

– Понимаешь, Санни, – говорит он. – Мир шоу-бизнеса – сложная жесткая система. В этой системе есть свои негласные правила. И одно из них гласит, что деньги стоят дороже таланта. Понимаешь, к чему я говорю это?

Я пожимаю плечами. Сказать, что понимаю, ничего не сказать. Но при воспоминании о конкурсе «Твой рок» вновь становится обидно. Мы ведь так старались! Мы перебороли себя и играли так, как играли бы для своих слушателей – с огромной отдачей. Мы видели, как они улыбаются, слушая нас, как постукивают пальцами по столу в такт нашей музыке. Мы были уверены в себе, а потом нас резко спустили с небес на грешную землю.

– Твоя группа выступала круто, вы зажгли этот унылый рассадник, поверь – я знаю, о чем говорю, – продолжает Джонатан. – В вас есть огромный потенциал, вы не просто талантливы, вы еще и техничны, что говорит о том, что вы серьезно подходите к музыке, много репетируете – хотя чего еще ждать от студентов Хартли? Кто написал музыку? – неожиданно спрашивает он.

– Ну, я, – приходится отвечать мне.

– Я так и знал! – восклицает Джонатан. – Так и знал, что ты! В этой музыке – твой четкий отпечаток.

Не знаю, что он имел в виду под этим.

– Но мы все вместе работали над ней, – добавляю я. Парни реально много вкладывались.

– В общем, надеюсь, ты понимаешь, что вы были если не лучшими, то одними из лучших? – спрашивает композитор. – Когда я пришел домой, я рассказывал о вас Саманте.

– Да, Джонатану вы очень понравились, – спокойно подтверждает она – ее рука покоится на его колене. – И он был вне себя от ярости.

– Почему? – удивленно спросила я, перестав почесывать кошку, и она негодующе коротко мяукает.

– Потому что вас с самого начала решили не брать, – резко ответил он. В его глазах появился нехороший блеск.

– Почему?! – восклицаю я, чувствуя себя наивной, обманутой дурочкой.

– Правило шоу-бизнеса, Санни, – деньги дороже таланта. Кое-кто заплатил за первое место. Кое-кто, кто был не достоин его. Я выступил против. Естественно, мой голос не учли – четверо против одного, – жестко ответил Джонатан. – А потом не пропустили вас – снова вчетвером. Потому что в игру вступил еще один железный закон мира шоу-бизнеса: конкурентов нужно топить. Уолтер заявил, что вы слишком сильно похожи на победителей: трое парней и солистка-девчонка. Кроме того, вы были слишком индивидуальны – а значит, вами будет трудно управлять. В таких конкурсах обычно побеждают либо нужные люди, либо крепкие середнячки, потому что из действительно талантливых людей сложно лепить что-то для себя, да и современное общество за редким исключением предпочитает «среднюю» музыку, «средние» фильмы и «средние» книги – не все воспринимают новшества, которые несут в себе гении. Вот так оно и вышло – вы не платили денег, вы не были чьими-то знакомыми, вы просто были слишком талантливы, – с горечью закончил Джонатан. – Но я думал, что вас засунут хотя бы в десятку! Но нет… Уолтер ублюдок.

– Санни, не переживай, дорогая, – сказала сочувственно Саманта. – Джонатана тоже никто долгое время не воспринимал всерьез. Он даже не смог закончить Хартли из-за финансовых трудностей: в те времена его музыку никто не покупал, а больше ничего он делать не умел.

– И не хотел, – рассмеялся Джонатан. – Я был весь в музыке, весь, с головы до пят.

– Ты и сейчас в ней, милый, – ласково сказала Саманта. – И я очень тобой горжусь.

– Благодарю, любовь моя, – поцеловал ей ладонь Джонатан и снова обратился ко мне: – Поэтому, Санни, ты должна понимать – вашей вины в том, что вы не победили, – нет. И не отступаться от своего. Продолжать играть дальше. Чем больше вы в музыке – тем больше ее в вас.

– А мы и не собираемся опускать руки! – весело сказала я, продолжая гладить задремавшую на моих коленях кошку. – Нет, мы, конечно, вчера с горя напились. Но уже завтра мы снова соберемся на очередную репетицию.

– Молодцы, – хлопнула в ладони Саманта. – Я уже хочу послушать, что вы играете!

– Я могу поговорить с кое-кем насчет вас, – неожиданно сказал Джонатан, задумчиво потирая подбородок. – А если вы исполните песню, которую написал я… У вас появятся очень неплохие шансы на…

– Нет, – вдруг сама не понимая зачем, сказала я, перебивая композитора. – Спасибо, но нет. Мы сами. Мы всего добьемся сами. Но если вы достанете мне автограф Элинор – я буду счастлива!