Боцман: на самолет! за свой счет! поганойметлой!

Ему — доллар: да успокойся ты, дай лучшешкертик.

Доктор: ну, я пошел. Постойте, говорят,Анатолий Иванович, вы считать умеете, ведь с высшим образованием? нас ведьприбавилось; что уж теперь.

Короче, плюнули, махнули: взяли боцмана вдолю. Боцман был мужик крепкий, но присел на стул и попросил водички: что-тохудо ему стало. Сильно огорчился увиденному.

Ему такое ЧП на судне меньше всего нужно. И отденег отказываться жалко. И он, согласно въевшейся привычке и Уставукорабельной службы, начинает руководить этими раздолбаями: как быстро ипо-деловому произвести необходимые работы. Одного гонит в машину взятькакую-нибудь железяку — к ногам привязать. Другому дает ключ от кладовой и нож,с инструкцией: снасть зря не портить и лишнего от бухты линя не отрезать.Третьего — к уборщику за ветошью для упаковки груза. Потом: в иллюминатор еготот надо будет спускать, который по борту к воде, притом пониже. Замотатьпоплотней… да не так, дубина! Давай-давай, а то как гадить — так пожалуйста, акак порядок наводить — так руки дрожат?! Кто с ноля ночью вахту стоит? Смотри уменя, акульи дети, чтоб все было сделано как надо!

Такая у боцмана должность, что он плохопереносит самодеятельность подчиненных.

В результате всей этой организационнойдеятельности, когда запеленутого беднягу-ченчилу с болванкой на ногах влекли впоследний путь по коридорам и трапам и выпихивали осмотрительно из машины виллюминатор — успешное окончание работ приветствовала уже чуть не половинакоманды. Пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись досыпать до завтрака.

Тем и закончилась эпопея: бултых в темноту. Сконцами. Господи, да кто его там хватится, в этой Африке.

Деньги в результате поделили человек навосемь, чтоб никого, не дай Бог, не обидеть. Да и оказалось-то тех денег накаждого — ерунда какая-то. Сошли назавтра на берег — пивка попить: любое делообмывки требует; вроде как бы и поминки, и душе приятнее, что не зажали грошииз жадности и корысти, а — за хозяина пропустили. Пивка, банка — доллар, потомрому для кайфа, а, да все равно на что тех денег хватит. Пропили, и даже незабалдели толком.

И вернулись с таким ощущением, что — ну все,завершили: нет человека, нет денег — нет проблемы. Чего за рейс не случается.

Тем более что перевели их к другому пирсу, иначали наконец разгружать, а там выяснилось, что здесь они грузятся кофе и идутдомой. И настроение сделалось вдвойне предпраздничное: мало того, что — домой,так ведь еще каждый мореман знает, как загнать мимо таможни налево мешок кофе,это тебе и бабки, и домой кофе на год привезешь; хороший рейс.

Через недельку вылезает из порта в грузуздоровеннейший американец под либерийским флагом — тысяч на восемьдесят. Подкилем у него остается буквально фута полтора, и гигантский винт там под кормойвращается, на малых оборотах всю дрянь и мусор с портового дна перебалтывает,как помойка в кильватере. Праздник чайкам. И все население африканского портаглазеет с судов и с берега: на движущийся корабль всегда глазеют. Ждут: а вдругсядет брюхом — развлечение будет…

И полиция портовая тоже глазеет, пузаглянцевые почесывает. Черные любят развлечения никак не меньше белых. Глазеетона, значит: а что это там, кстати, за хреновина такая плавает? среди прочегомусора? Смотрит чернокожий сержант-полисмен в бинокль, и вроде эта хреновиначто-то напоминает… Сплевывает он небрежно в воду окурок: лень, конечно… — а сдругой стороны — скука, делать нечего.

Поколебавшись, дает он команду, и, оживясь отразнообразия в их скучной жизни, шлепаются полицейские в катер. И теперь ужевесь порт начинает глазеть на них тоже. Катер ревет мотором, косо встает надводой и по красивой белопенной дуге — только помои в стороны разлетаются —летит к цели. Полицейские сидят небрежно, неподвижно: гордятся своей ролью ивластью — исполнение важных служебных обязанностей. Эффектно сбрасываютскорость прямо у этой плавающей штуки: смотрят. Подцепляют бугром. Ивытаскивают утопленника.

Утопленника укладывают на баке и мчат сей плодсвоей бдительной и бурной работы к берегу. Там его разматывают от тряпья,рассматривают обрывки веревки, и с головы снимают наволочку. И на наволочкеэтой стоит вот такой штамп:

— ТЕПЛОХОД «ВЕРА АРТЮХОВА» -

БАЛТИЙСКОЕ МОРСКОЕ ПАРОХОДСТВО.

А капитан «Веры Артюховой» валяется себеспокойно в каюте, ни о чем худом не помышляя, одним полушарием головного мозгавоображая наслаждения с разными бабами в разных видах, а другим тоже радуясь,как он удачно разжился полгода назад в Канаде запчастями со свалки для своего«форда» и как на нем будет теперь дома ездить по твердой земле, четыре месяцаподряд. И тут ему по телефону от трапа докладывают, что пожаловала на бортделегация местной полиции во главе с начальником и желает капитана видеть ииметь с ним беседу.

— Какого лешего им надо?

— Да наверно выпить на халяву хотят, чего жеще, — вразумительно предполагает вахтенный.

— Я занят. Через десять минут ожидаю вкапитанском салоне — проводишь.

Капитан с неудовольствием временно прерываетсвои мечтания, облачается официально, к белой рубашке прицепляет черный галстуки перемещается в салон:

— Войдите!

Вваливается делегация туземной полиции —пожимает руки демократично; рассаживаются. Капитан предлагает наливать,закуривать: готовно наливают, отпивают, закуривают:

— Итак, вы капитан этого судна, сэр?

— Это предположение делает честь вашему уму.

— Ваше судно носит имя «Вера Артюхова»?

— Во всяком случае, сегодня с утра радиограммыо переименовании еще не поступало.

— И приписано к Балтийскому морскомупароходству?

— Вы пришли известить меня, что пропискапросрочена?

— Будьте любезны посмотреть, — и начальникполиции подает знак сержанту. Сержант со скромностью фокусника показываетпакет, из пакета достает наволочку и эффектным жестом разворачивает ее передкапитаном. — Это наволочка с вашего судна?..

Капитан постигает смысл надписи на клейме,неопределенно пожимает плечами и с лаконичностью старого морского волка,которому ниже достоинства и чина совать нос в грязные тряпки, роняет:

— Возможно.