достигла приметной черточки на циферблате, Петр Михайлович до боли стиснул кулаки и громко крикнул:

— Передать по цепи! Подготовиться к отражению атаки противника!

По жиденькой цепочке людей разноголосым эхом откликнулись слова командира полка.

Теперь немцы атаковали по всем правилам. Из-за поворота, гулко и часто стреляя из пушек, выползли три танка. За ними, сбиваясь под прикрытие стальных корпусов, вывалила пехота… Пулеметы усилили огонь по пригорку. Пули срезали ветки, обдирали стволы, ложились прицельнее.

Торопливо захлопали сорокапятки, которые Барташов приказал выкатить на прямую наводку. Они успели подбить один танк и были подавлены огнем.

Танков Барташов не боялся. Он знал, что им не одолеть болотистый ручей, пока не будет восстановлен мост. Огонь танковых пушек причинял потери, но когда атакующие немцы приблизятся к линии обороны, танки вынуждены будут замолчать.

Подполковник Барташов со страхом вслушивался в грохот орудийных разрывов, то и дело оглядываясь в сторону медсанбата. Пока там стрельбы не было.

Ружейная и автоматная стрельба вспыхнула там, где ее никто не ожидал: на левом фланге, вытянутом к лесной полянке в зарослях рогозы́ и осоки. Там в окопчике, возле мшистой ели, залегли сержант Харитошкин с неразлучным «дегтярем» и Юрка Попелышко.

Во время первой атаки немцев разведчики оказались в стороне. За стеной ельника они не видели наступающих немцев, не ощутили страшной отчаянности их броска.

Когда стрельба заглохла, Юрка решил, что немцам дали по носу и они повернули назад. Раз так, заявил он, то торчать под елкой ни к чему, надо сниматься и идти к своим. В крайнем случае придвинуться к цепи второго батальона, которая начиналась в сотне метров от полянки.

Сержант ответил, что слова Юрка говорит глупые, а, по мнению Харитошкина, в голове у него все-таки немного смысла есть. Потому он должен сначала три раза подумать, а потом уж и говорить, если у него свербит так, что он рот покрепче закрыть не может.

— Кто же без приказу отойти может? — добавил Харитошкин и велел Юрке углубить ячейку, которую они оборудовали. — Да диски набей. Вот и при деле будешь. Все лучше, чем без смысла язык трепать.

«Ну и занудина», — зло подумал Юрка, остервенело вгрызаясь в неподатливую, опутанную корнями землю. Надо же случиться, что опять угодил в напарники к Харитошкину, а тот каждый раз немилосердно шпыняет его, как новобранца. То сделай, то не делай, вырой, подай, набей, не стреляй… Наверное, усатый черт, не может забыть, как Юрка ему штаны ракетами спалил. Вот теперь в отместку и заставляет ковыряться лопаткой в этой чертоломине, где один корень на другом лежит.

Юрка с таким ожесточением принялся обрубать корни и выкидывать со дна окопчика тяжелую вязкую землю, что скоро ячейка стала ему по грудь.

— Вот это толково, — похвалил Харитошкин работу. — А то бы сидел без дела и балаболил языком… Утихла стрельба, может, и впрямь все уже кончилось?

Когда Юрка предложил сбегать и все разузнать, сержант, видно, догадался, что парню не терпится улепетнуть из-под его команды.

— Без приказа позицию бросать никто не имеет права, — строго оборвал он Юрку. — Полгода на фронте, а службы не знаешь. И как только тебя в разведке держат?..

Харитошкин принялся растолковывать, что за такие слова можно запросто отправить рядового Попелышко под суд трибунала, который, как известно, по головке не гладит и может приговорить к «смертельной казни» за попытку оставить боевой пост. И если сержант Харитошкин этого не сделает, то только потому, что Юрка еще неразумен, как годовалая овца, и слова выскакивают у него без злодейского умысла. И он, Харитошкин, надеется, что со временем из Юрки все-таки солдат и разведчик получится. Тем более что в одной книжке до войны Харитошкин читал, что и зайца можно научить спички зажигать…

— Если его бить каждый день, — огрызнулся Попелышко. — Чехов это писал… Был такой писатель — Антон Павлович Чехов. Не помните?

Язвительное замечание Юрки сержант пропустил мимо ушей и продолжал свои рассуждения в том духе, что имеет он, Харитошкин, душу, до проклятия слабую, и всю жизнь такие недоумки, вроде Попелышко, пользовались его добротой. К концу тирады было все-таки упомянуто без надобности сожженное казенное имущество, не говоря уже о телесных увечьях, которые пришлось при этом перенести.

Тут уж Юрка сник, почувствовал, что нет у него иного выхода, как вытерпеть, стиснув зубы, командирство Харитошкина, а уже в будущем приложить все старание, чтобы под начало к нему больше не попадать. Скрипучий голос сержанта был тверд, как граненое шило, которым, как известно, даже в дубовой доске можно провертеть подходящую дырку.

Поэтому Юрка возражать Харитошкину не стал и принялся еще сосредоточеннее набивать запасные диски.

Закончив работу, решил Юрка перекурить и тут увидел мерцающие в ельнике тусклые чужие каски, а затем, вглядевшись, различил настороженные, пригнувшиеся фигуры, которые выходили из леса на болотистую поляну.

— Немцы! — испуганно крикнул Юрка и дернул за плечо Харитошкина, который возился с «дегтярем», устанавливая его в сторону шоссе, где снова вспыхнула стрельба и раздались выстрелы артиллерийских орудий.

Харитошкин крутнулся и увидел выходящих из густолесья немцев. Он перемахнул пулемет на другую сторону окопчика и тотчас же дал очередь на весь диск.

Сержант верно оценил обстановку. Главное было не в том, чтобы подпустить немцев поближе и срезать прицельной очередью десяток первых. Немцев надо было задержать, заставить залечь под огнем, замедлить их движение. Дать время тем, кто оборонялся на шоссе, понять угрозу, которая возникла на фланге.

— Гранаты готовь! — крикнул Харитошкин, поливая немцев очередями.

Нападающие попятились, залегли на краю полянки и открыли ответный огонь. Пули запели над головами разведчиков.

Харитошкин бил длинными очередями, поворачивая черный с раструбом надульника ствол «дегтяря». Юрка набивал диски, которые сержант опорожнял с невиданной быстротой.

Ответный огонь стал растекаться левее, обходя полянку. Сержант понял, что немцы послали группу в обход, чтобы войти пулеметчику в тыл.

Тоскливо прислушиваясь, как ширится в лесу стрельба, Харитошкин приказал Юрке бежать к шоссе и сообщить, что немцы заходят в фланга.

Юрка ужом выскользнул из окопчика, прополз десяток метров, потом вскочил и, пригнувшись, натыкаясь на сучки, спотыкаясь о корни, пробежал сотню метров, которая отделяла разведчиков от второго батальона. Бежал и со страхом прислушивался, не смолкли ли за его спиной очереди «дегтяря».

Комбат-два, которому Юрка сообщил о немцах, угрожающих с фланга, сказал, что на помощь послать никого не может, и приказал передать сержанту, что немцев надо задержать.

Пока Юрка добрался обратно, ему очередью сбило пилотку и разорвало подол гимнастерки.

— Комбат приказал нам держаться! — крикнул он сержанту. — На них немцы