– Двадцать тысяч рублей.

– За эти деньги тогда можно было купить три «копейки» или пару приличных «Москвичей», – присвистнул Стас.

– Деньги я сразу же положила на сберкнижку. Больше девать мне их было некуда. Кому-то предложить их я тоже не могла, потому что у человека возникли бы вопросы. Но, знаете, спустя год они мне очень пригодились. Я ушла из ресторана и некоторое время не работала. Поэтому жила на то, что мне оставили, пока не устроилась помощником воспитателя в детский садик. Я больше не обращалась в милицию и все вопросы знакомых о Громове пресекала на корню. Для всех эта история осталась тайной. Кто-то наверняка думал, что это я от него избавилась. Прописка, жилплощадь…

– Но это же неправда, – взглянул на нее Гуров.

– В глаза не говорили, а за спиной…

– У вас не было другого выхода, кроме как хранить молчание, – вздохнул Гуров. – Либо вы каждому объясняли бы положение дел и потихоньку сошли бы с ума.

– Но я же!.. – повысила голос Ланская. – Я предала его! За двадцать тысяч!

– У вас не было другого выхода, – упрямо повторил Гуров. – Комитетчики умеют так расставить акценты, что иногда лучше их слушаться. А тот, кто противится им, не знает, во что ввязывается. Не вините себя. Это бессмысленно. Так уж сложилось, черт возьми. Вы все-таки слабая женщина, которую запугать очень легко. Мы постараемся разобраться.

– Разобраться? Спустя тридцать семь лет? – усмехнулась Ланская. – Спасибо, уважили…

Стас с трудом отлепился от стены, с кряхтением прогнулся в пояснице. Гуров и сам понимал, что им пора уходить. Все, что нужно, они узнали. Алла Константиновна была предельно откровенна, рассказала даже о том, что можно было считать сугубо личной информацией. Осталась самая малость.

– У меня просьба, – обратился к ней Гуров. – Во-первых, я бы хотел на время забрать паспорт Виктора.

– Конечно.

– И его записную книжку, по которой вы обзванивали его знакомых.

– А вот книжку я не дам, – заявила Ланская. – Она потерялась. Нет, правда. Была, а потом исчезла. Думаю, она случайно попала в мусор.

«Плохо, – расстроился Гуров. – Хоть какие-то были бы контакты…»

– У меня сохранился один номер телефона, – угадала его мысли Ланская. – Это тот самый американский журналист, с которым я связывалась после исчезновения Виктора. Правда, не знаю… номер старый, из восьмидесятых… действует ли он сейчас? Но рядом написано имя, и довольно четко. Виктор записал этот телефон на какой-то бумажке, и я ее совсем недавно видела…

Она присела на край дивана и принялась копаться в шкатулке.

– Вот! – протянула она клочок бумаги. – Стивен Корман. И номер его.

– Спасибо.

– Я видела Стивена всего два раза. Мы приходили с Громовым к нему в гости, а потом они подолгу о чем-то говорили за закрытой дверью. А я сидела одна, как дура, и пила от горя коньяк. Стивен жил недалеко отсюда, на Студенческой улице. Но я его недавно видела и подумала, что, наверное, он так и не переехал.

– Что вы говорите? – оживился Гуров. – И где же вы с ним столкнулись?

– На Дорогомиловском рынке. Я иногда покупаю там зелень. Мы не сталкивались, я заметила его издалека. С тех пор как пропал Громов, мы не встречались, и я не стала подходить к нему. Он такой же, как раньше, только стал шире и поседел. Я уверена, это был он.

– А адрес назвать сможете? – спросил Стас.

– Смогу, там все просто, – ответила Алла Константиновна. – Но сам адрес не назову. Пятиэтажный дом, средний подъезд, этаж четвертый, – объяснила она.

– И последнее, Алла Константиновна. Взгляните, пожалуйста.

Гуров достал из кармана две фотографии, сделанные на месте преступления. На одной крупным планом была запечатлена часть тела мумии. Сам труп на фото не угадывался, лишь нагрудная часть пиджака из ткани цвета «кофе с молоком». Несмотря на то что тело долгое время находилось практически в вакууме, сама ткань не пострадала. На ней лишь отчетливо угадывались мучнистые следы серого цвета. Это была цементная пыль, которой еще не коснулась кисть эксперта-криминалиста. На второй фотографии были запечатлены коричневые ботинки на тонкой пенистой подошве, которую в народе называли «манкой».

Ланская надела очки и взяла в руки фотографии. А потом закрыла рот рукой и принялась раскачиваться из стороны в сторону.

– Стас, воды.

* * *

– Башка лопается, – признался Крячко, выходя из подъезда. – Слушай, а интересная женщина, да? Сколько ей сейчас?

– Шестьдесят семь, – ответил Гуров, доставая из кармана сигареты.

– Вообще не дашь.

– Что думаешь? Есть какие-то мысли? – Гуров затянулся, подошел к «Мерседесу» и присел на капот.

– Боевик какой-то, – ответил Стас. – КГБ, ресторан, исчезновение человека. Мутная история. Но одежда на трупе по описанию походит на ту, в которую был одет Громов. Это пока все, что совпадает. Она узнала Виктора по одежде.

– Она узнала не Виктора, а одежду, которая была на нем в день его исчезновения, – поправил Гуров. – А больше ничего интересного не заметил?

Крячко положил руки на поясницу и поморщился.

– Откуда взялись славные парни из КГБ? – предположил Крячко. – И почему они откупились деньгами? Они как-то причастны к смерти Громова?

– Скорее всего. И несколько лет подряд следили за его гражданской женой. С чего бы?

Гуров внимательно посмотрел на Стаса. Тот переминался с ноги на ногу с болезненным выражением лица.

– Спина затекла, – перехватил он взгляд Гурова. – Сказывается долгое сидение в архиве.

– А зачем так долго стену у Ланской подпирал?

Гуров выбросил в урну окурок и посмотрел на часы.

– Короче, столько вопросов, что я готов выписать их на лист бумаги, пока не забыл. А потом – по списку. Поехали на Петровку. Доложим Орлову, а потом по домам. Давай ключи, я поведу, а то ты что-то уж слишком крепко за свою спину держишься. Только аварии нам не хватало.

Глава 4

День завершился спокойно. Орлов выслушал доклад и отправил всех по домам.

Стас, держась за спину, пытался бодриться, но Гуров выгнал его из кабинета.

– Иди отлежись, – приказал он. – Чтобы завтра как штык. Ты мне нужен.

Проводив Крячко, Лев Иванович сел за стол и включил компьютер. Рассказ гражданской жены пропавшего Виктора Громова стоило запротоколировать. И лучше сделать это не откладывая.

Увлекшись, Гуров засиделся допоздна. Стрелки часов остановились на двадцати трех часах. Время пролетело незаметно благодаря тому, что Лев Иванович тщательно восстанавливал в памяти показания Аллы Константиновны и об остальном даже не думал. Впрочем, за это время он уделил внимание еще двум чашкам кофе.

Убедившись, что работа сделана на совесть и он ничего не упустил и не приукрасил,