Голос ее стал совсем тихим. Гуров с трудом разобрал слова.

– Елена, послушайте меня, пожалуйста, – торопливо заговорил он, забеспокоившись, что дело все-таки в неустойчивой работе телефонной линии. – Вас очень плохо слышно. Алло?

– … здесь, – прозвучало из динамика.

– Слава богу.

– Я не знаю, что мне на это сказать, – повторила Елена. – Я правда не знаю. Мама мне рассказывала, что я родилась через год после того, как они с папой въехали в новый дом. Я там выросла. Наша семья была обычной, ничего примечательного. У меня было обыкновенное и, как я сейчас понимаю, беззаботное детство.

– И в каком возрасте вы покинули родительский дом?

– Уже взрослым человеком. Мне было тридцать два года. С будущим мужем была знакома до того момента уже пару лет, и вот – решилась оставить родителей одних, а сама уехала во Францию.

Схватив карандаш и прижав лист бумаги локтем к столу, Гуров делал быстрые заметки, а когда отмечать было нечего, рисовал вокруг написанного волнистые линии, украшая их крестиками. Получалось что-то наподобие колючей проволоки.

– А почему вы вдруг решили перевезти к себе отца, Елена?

– Мама умерла. Папа несколько лет жил один. Тяжело ему было. Если бы работал, то мог бы отвлекаться, но он уволился.

– А где он работал?

– Закрытое предприятие, название которого я не запомнила. Папа был начальником отдела и ведущим инженером. Сказал, что устал от всего, и уволился. После смерти мамы несколько лет прожил один. Во Францию, конечно же, уезжать не хотел, но потом я его уговорила. Муж тоже подключился. У нас здесь двухэтажная квартира на самой окраине города, для папы выделили весь второй этаж. К тому же финансовая стабильность – это то, к чему мы с мужем стремились много лет. Это важно. Я могла обеспечить родному человеку спокойную старость.

– Достойно, – отметил Гуров. – И вы приехали за ним в Москву лично?

Елена кашлянула в сторону.

– Извините, аллергия на краску. Решили обновить рамы, они винтажные, а новые ставить не хотим. Теперь периодически чихаю. Что касается папы, то – да, я приехала в Москву, чтобы вместе с ним вернуться в Париж. Но была и еще одна причина для моего приезда – папа продавал квартиру, и я решила быть в этот момент рядом. Он до мозга костей советский человек да к тому же был уже нездоров. Не хотелось, чтобы его обманули.

– И вы продали квартиру Семёну Багову?

– Кажется… я не помню имени, прошло много времени. У него были собаки. Несколько.

«Точно. Багов. Как есть Багов, – понял Лев Иванович. – Ну что ж, пока все сходится».

– Елена, а что насчет ремонта в старой квартире? Вы его делали перед продажей?

– Нет, не стали, – тут же ответила Елена. – Хотели, но на это нужно было время, да и деньги немаленькие. Тянуть с переездом я не хотела. Поэтому мы продали квартиру без предварительного ремонта.

– А вообще какой-то ремонт в ней ведь, наверное, производился?

– Не помню. Честное слово. – Елена тяжко вздохнула. Совершенно искренне, как показалось Гурову. – Вы меня сейчас огорошили, – призналась она. – Я теперь не знаю, что и думать. Да я спать не смогу! Господи, какой ужас!

В трубке послышался мужской голос. Елена тут же что-то быстро произнесла на французском языке.

– Если у вас больше нет вопросов, отпустите меня, – попросила она. – Муж хорошо понимает русский язык, он во время нашего разговора некоторое время находился рядом, кое-что услышал, и сейчас я должна ему объяснить…

– О, конечно! – спохватился Гуров. – Конечно. Извините. Я могу связаться с вами, если того потребуют обстоятельства?

– Не вижу никаких препятствий, – устало произнесла Елена. – Я бываю на родине по работе. Если вам повезет, то мы могли бы встретиться лично, и тогда вы меня допросите по всем правилам. Запишите мой номер, он должен был у вас определиться. А телефон папы лучше не трогайте, прошу вас.

– А как скоро вы собираетесь быть в Москве?

– Пока не знаю, не от меня зависит. До свидания.

– Всего доброго.

Некоторое время Гуров рассматривал дисплей своего мобильного. Потом занес контакты Елены Трифоновой в память. Взглянул на лист бумаги, сплошь изрисованный «колючей проволокой», подвинул его к себе.

Все, о чем ему рассказала Елена, нужно было записать. Даже если в ее рассказе он не услышал ничего интересного.

Гуров включил системный блок. Тот в ответ пискнул и запустил вентилятор. Лев Иванович обреченно наблюдал за тем, как озаряется синим цветом широкий экран монитора. Положил руку на компьютерную «мышку» и кликнул по значку документа, который совсем недавно с таким облегчением отправил спать.

Стрелки на часах подбирались к полуночи.

* * *

Маша спала. На кухне горел слабый настенный светильник, освещая край кухонного стола, где лежали в пакете пирожки. Гуров бы с удовольствием на них накинулся, но время было упущено. Больше всего сейчас ему хотелось чаю и спать.

Он осторожно лег в кровать и прижался к Маше. Она лежала к нему спиной, и ее волосы мгновенно облепили лицо Гурова.

– Ты кто? – сонно спросила жена, перебрасывая через плечо свою руку.

– Не выражайся, Строева, – попросил Гуров и устроил голову на подушке поудобнее.

– Пирожки?..

– Надкусил, – соврал он.

Ответ Машу вполне устроил. Гуров был счастлив тому, что она не захотела узнать больше. Он бы все равно уснул на середине рассказа. До этого момента он и не чувствовал, как сильно устал.

– Да ты издеваешься! – услышал Лев Иванович из-за двери кабинета начальника. – Да что же вы со мной делаете-то?

Гуров предусмотрительно опустил руку. Стучать в дверь в такой момент не следовало. Он повернулся к секретарше Орлова Верочке и выразительно кивнул в сторону двери.

– Ой, и не говорите, – отмахнулась она. – С утра ему из прокуратуры звонили, потом он куда-то убежал, а теперь на весь главк орет на кого-то по телефону.

– Думаешь, не стоит пока к нему заходить? – забеспокоился Гуров.

– Рискните.

Гуров задумался. Пять-десять минут ничего не решат. Пусть Орлов успокоится, хотя за такой малый срок с его лица даже багровый цвет сойти не успеет. Но хоть отдышится, что ли. Дело было в том, что Гуров тоже пришел к нему с не очень веселыми новостями. С утра позвонил Стас и сообщил, что на работу выйти не сможет.

– Спина, Лев, – просипел он в трубку. – Хана позвоночнику. Помнишь, вчера прихватило?

– Да помню я, – озабоченно ответил Гуров. – Что, совсем худо?

– Не то слово! Наташка с утра меня в туалет отвела и под дверью дежурила. Боялась, что я лбом о бачок тюкнусь, да так и