и корзин). Некоторые породы дерева — тутовник, персик, кипарис — считались особенно подходящими для церемониальных целей. Дерево также требовалось на гробы для тех, кто мог позволить себе достойные похороны. Экономика жертвоприношений работала и на государственном уровне. В разных местах и в различные эпохи религия была теснейшим образом связана с материальным миром. Для обеспечения ритуальных запасов огораживали парки и поля. Несанкционированные жертвоприношения, кража жертвенных предметов или незаконная торговля ими сурово карались. В кодексе законов Цинь есть следующая запись: «В тот период, пока официальное жертвоприношение еще не завершено, за кражу заготовленных для него предметов полагается наказание в виде обривания бороды и принудительных работ» (D21).

В гигантский механизм ритуальной экономики была вовлечена целая армия чиновников. Они обеспечивали поставки всего необходимого для намечаемых жертвоприношений и других церемоний, например для приема гостей и посетителей, торжественных пиршеств, больших похорон. В «Чжоу ли» упоминаются чиновники, ответственные за поставки ароматных трав, в которые заворачивали подношения и через которые процеживали жертвенное пиво, а также мясники и виноделы. Специальные работники заготавливали лед для хранения ритуальной пищи. Скотоводы, пастухи и смотрители выращивали жертвенных животных, следя за тем, чтобы их хватало для каждой церемонии, причем в требуемом ассортименте. Заготовители дров поставляли материал для костров, смотрители рисовых полей подготавливали все нужное для молитв о дожде, а горные и лесные егеря курировали жертвования горам и рекам. С моллюсковых ферм привозили толченые ракушки, которыми отбеливались жертвенные сосуды и приборы. И это далеко не весь список того, кто и чем занимался.

В Древнем Китае вокруг смерти и мертвых была выстроена целая индустрия. Заявляемый элитами спрос на погребальные товары (например, на миниатюрные фигурки из глины) стимулировал бурную производственную деятельность в мастерских на городских рынках и вблизи крупных могильников, кладбищ и других культовых мест. Несколько подобных фабрик возникло вокруг столицы империи Цинь: там было налажено массовое производство предметов роскоши и погребальных атрибутов, предназначенных для императорских захоронений. На рынке, некогда располагавшемся в северо-западной части ханьской столицы Чанъань, археологи нашли остатки мастерской, изготавливавшей погребальные фигурки; там были печи для одновременного обжига восьми тысяч изделий. От мастеров, создававших священные сосуды и прочую ритуальную атрибутику, требовалось особое усердие, поскольку все их изделия подлежали строгому контролю качества; на некоторых в виде торговой марки гравировали имя производителя. Все ритуальные предметы имели ограниченный срок годности, после истечения которого их нельзя было применять: изношенные или поврежденные атрибуты могли испортить церемонию. Старые или рваные церемониальные одежды предписывалось сжигать, а испорченные жертвенные сосуды вкупе с черепашьими панцирями и стеблями тысячелистника, использованными для гаданий, — закапывать. К завершению жертвоприношения не должно было остаться никаких следов от него, чтобы никто не мог непочтительно обойтись с атрибутами ритуала («Ли цзи», глава «Чу ли.

Обширный рынок, обслуживающий религиозные потребности, высасывал ресурсы из экономики домохозяйств. Причем это касалось не только расходов: нередко звучали жалобы на то, что стремление стать специалистами по ритуальным вопросам отвлекает людей от обычной экономической деятельности. Ван Фу, мыслитель из Восточной Хань (90–165), обращает внимание на особенно пагубное влияние подобных профессий на женскую часть населения. Он сетует на то, что соблазн быстро нажиться на продаже религиозных услуг уводит женщин от их основных занятий: «Отойдя от домашних дел, забросив шелководство и ткачество, многие [женщины] ныне подались к колдуньям учиться их ремеслу: колотить в барабан, плясать, отбивать поклоны духам, чтобы обманывать простой люд, вводить [его] в заблуждение. У ослабевших от хворей женщин, [у домочадцев] в тех семьях, где поселилась болезнь, тревога помутила разум, и [колдуньям их] легко запугать. [Колдуньи, якобы для исцеления], заставляют [страждущих] пускаться в дальний путь, немедленно покинуть очаг» («Цяньфу лунь», глава «Фу чи»)[105]. Но когда ритуальные обязательства начинают «поедать» рабочую силу — вспомним Мо-цзы, — неизбежно возникает вопрос о целесообразности организованного почитания духов. Как заметил один ханьский критик, «похороны и жертвоприношения, не знающие меры, — чума, поражающая живых» («Яньте лунь», глава «Сань бу цу»).

Противоречие между необходимостью выглядеть щедрым, заклиная духов и ублажая предков, и стремлением избегать в этом деле избыточных расходов занимало многих мыслителей старого Китая. Сколько должно стоить спасение? В обмен на пропитание, получаемое от живых и продлявшее их существование, от предков ожидалось благословение. Но подобные отношения не всегда были взаимными. Иногда, добиваясь покровительства и помощи, людям приходилось уговаривать и упрашивать предков — такое происходило, например, при стихийных бедствиях или когда человеку надо было отомстить за кого-то. Между тем угодить духам порой нелегко. Раздосадованные предки располагали множеством способов уведомить просителей о своем недовольстве: они могли наслать болезнь, явиться во сне или вызвать природные аномалии. Связь между сделанным подношением и ожидаемым ответом оставалась неоднозначной, несмотря на учет всех деталей и мелочей, скрупулезно описанных в ритуальных канонах. Как не допустить того, чтобы призраки проголодались? Стоит ли ожидать небывалого урожая в обмен на свиное ушко и рюмочку вина? Подобно живущим, духи могли быть привередливыми: их вряд ли можно было побудить к действию, если жертвователи видели в своих дарах чисто экономический обмен.

И в самом деле, моральные установки вершителей ритуала ценились гораздо больше самого подношения. Ведь интенция в подобном деле имеет исключительное значение: важно не столько организовать жертвоприношение, сколько вложить в него душу. «Не просо и пшено рождают благой аромат, а лишь благородство души» — гласила пословица («Шан шу», глава «Цзюнь чэнь»). Правитель процветающего царства обладает такой добродетелью, которая приятнейшим ароматом достигнет мира духов. И наоборот, если государство разваливается, то власть в нем «прогнила и протухла». Сделанные ее представителями подношения не дойдут до духов, а если даже и дойдут, то те, скорее всего, предпочтут их отринуть. Аналогичным образом дарить предкам горсть зерна или молить их о благосостоянии в канун нового года — пустая трата сил, если это зерно вы украли или если весь год вели разгульную жизнь. Налаживая связь с духами, нужно сначала достичь правильного состояния ума, помогая себе погружением в ритуал.

Жертвоприношение — замысловатая церемония, сочетающая музыку, танец, литургию и дар. Посредством этой комбинации обитатели потустороннего царства на время призываются в наш мир. Жертвенное пространство, в центре которого находился алтарь, превращалось в арену символического и психического действа. Именно сюда требовалось заманивать духов — в надежде, что они захотят вкусить от подношений, будь то плоть, кровь, овощи, какая-то сырая или приготовленная пища. Когда начинался поиск духов, к ним взывали несколько раз, из разных мест и в разные стороны. Процедура могла повторяться и за воротами храма. Все это время участники ритуала думали: «Здесь ли они? Там ли они?» («Ли цзи», глава «Чу