— А что, как выживет шильник-то?

— Так вы его не…

— Не было приказу. Но можно исправить, — Олег Иваныч вытащил из-за пояса кинжал.

— Должно исправить! — хмуро кивнул Панфил. — Хотя, понимаю, приятного в том мало. Поезжай, Иваныч, подождем — нагонишь.

Силантий уже не лежал — сидел, прислонившись к дереву, держал в руках меч и настороженно прислушивался.

Олега он заметил первым. Узнав — усмехнулся.

— Ну и встреча у нас с тобой, Олега.

— Да уж, можно было бы и получше, — кивнув, согласился Олег Иваныч, задумчиво играя кинжалом.

— По мою смерть приехал? — взглянув на кинжал, язвительно поинтересовался Силантий. Олег отмахнулся, помолчи, мол.

— Не сильно ранен-то? — спросил.

— Да нет, отлежусь. Вот людишки мои…

— А не фиг на честных людей нападать препогано. Аки тати ровно. Ночью…

— Да, промахнулись мы с вами, — согласно кивнул Силантий Ржа. — Все Нифонт, главный… Быстрее ему хотелось да быстрее. Вот и получил — быстрее… Ну да ладно. Пришел убивать — бей!

Олег усмехнулся.

— Ты ведь не так глуп, Силантий. Стал бы я с тобой разговаривать, ежели б… Короче, вот тебе припасы…

Олег Иваныч бросил к ногам московита небольшой переметный мешочек, незаметно прихваченный с собой:

— Дорогу сам найдешь, твое дело. Кстати… — он посмотрел Силантию прямо в глаза. — Ежели б пришлось — убил бы?

— В честном бою — да, — хмуро кивнул воин, — а так… — он махнул рукою.

— Видел я ваш честной бой, — хмыкнул Олег. — Ночью да на спящих — истинно по-московитски…

— Да то Нифонт все, гад, — скривился Силантий. — А я уж в вои поверстан был и слово дал подчиняться. Ежели б не то… Ладно, что уж тут рассусоливать. Спасибо… Помни, Олег Иваныч, — должник твой теперь Силантий Ржа, дворянин московский. А в должниках долго ходить не люблю. Может, еще и свидимся. Прощай.

— Прощай, Силантий, — кивнул Олег Иваныч и, вскочив на коня, поскакал прочь. Губы его словно сами собой насвистывали какой-то тягучий грустный мотив, смесь «Лед Зеппелин» и «Блэк Саббат». Жаль, что так получилось, с Силантием-то. Жаль.

Он нагнал посольство через полчаса. Тусклый фонарик солнца еле виднелся в небе, скрытый плотным туманом. Холодным, осенним, даже с какой-то изморозью. Тянувшаяся в течение всего пути однообразно-унылая равнина плавно перетекала в пологие холмы, покрытые лесом. Лес так и не кончился до самых Трок — небольшого, застроенного большей частью деревянными зданиями, городка Великого Литовского княжества.

По совету неоднократно бывавшего в Троках Федора, остановились на заезжем дворе, пользующемся расположением средней руки купцов за приветливость обслуги, надежность стен и сравнительно недорогую кухню. Заняли верхнюю горницу и, так и не отдохнув с дороги — некогда, прежде дело, — отправились в королевский замок. Казимир их не принял в тот день — был занят проблемами шляхты — хорошо хоть, подумав, назначил на завтра. Послезавтра король и двор уезжали в Вильно — так что новгородцы очень вовремя прибыли.

Вечером того же дня явились королевские слуги — принесли в подарок послам одежды алого бархата, Панфилу, правда, немного не в пору, да ерунда, главное — королевский подарок. Напомнили еще раз, что его величество ждет их завтра к обеду.

Панфил с Кириллом вернулись из Трокского замка к вечеру. Усталые, но не особенно довольные. Нет, Казимир Ягеллончик принял их неплохо, в присутствии своих малолетних сыновей и свиты, с ломившимся от яств столом, с трубачами перед каждым блюдом…

Только вот о главном говорил уклончиво. Да, конечно, зарвался Иван, князь московский — дальше ехать некуда. Оказать военную помощь? Гм-гм. А вот князя в Новгород — пожалуйста! Поговорите с Михаилом Олельковичем, братом киевского князя Семена, может, и согласится…

Поговорили с Михаилом Олельковичем. Тот бороду почесал, подумал, да и, рукой махнув, согласился служить Новгороду, Господину Великому. За поминки приличные. Рядили свитские — не особо люб Казимиру Михаил Олелькович — своеволен больно, да и к Москве сладок — родственником Михаил Олелькович московскому великому князю приходился…

Покуда послы новгородские, Панфил Селивантов да Макарьев Кирилл, свое дело ладили, заскучал Гришаня. Толмач посольству не требовался — магнаты-то, почитай, все по крови русские — и Вишневецкие, и Острожские, и Радзивиллы. Вот и шлялся отрок по Трокам, искал незнамо чего. Нет, чтоб, как Олег Иваныч, к примеру, — по торговым рядам пройтись — куда там! Другое Гришаню интересовало — премудрость книжная, по Феофилактову выражению — «кощуны» да «глумы». Искал-искал… и нашел-таки! В одной корчме стакнулся с человеком чудным — по всему чудным: и по мыслям, и по словам, и по виду. Ликом смугл, зубы жемчугами сияют, лицо худое, приятное. Волос длинен, борода бритая — ну, чистый фрязин. Так и оказалось — фрязин, наполовину. Из Кафы — князь Таманский. Отец генуэзец, мать черкешенка, сам — не пойми кто. Веры, сказал, жидовской. По-русски говорил чисто. О Троице Святой как пошел после третьей чаши высказываться, дескать, не может быть такого, чтоб Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой — и все едино! И кто, вообще-то говоря, Иисус? Богочеловек или человекобог?

От слов таких богомерзких уши Гришанины — уж на что человек тертый — в трубочку чуть не свернулись. Ну, если и не свернулись, то покраснели — точно!

Отрок уж и не рад был знакомству — заоглядывался, не имали бы! А началось-то с чего: заговорили о книгах. О Ефросине Белозерском да прочем. Сидел ведь себе спокойно фрязин сей на лавке, мальвазею пил да книжицу небольшую почитывал. Тут и Гришаня. Не вынесла душа поэта… Тоже начал ученость свою показывать, кощуны да глумы новому знакомцу рассказывать. Вот и договорились — что и вовсе нет Святой Троицы! Все, дальше ехать некуда. На костер — прямая дорога. Испугался Гришаня, побледнел. Глазами зарыскал — как бы смыться ловчее. А фрязин не унимался — расспросил, вино подливая, где Гришаня в Новгороде живет да чем занимается. Отрок уж и сам не рад, что связался. Хорошо — Олег Иваныч случайно в ту корчму зашел. Горло промочить, а то, по торгам шляючись, устал шибко.

Гришаня к нему… Пошли, мол, Олег Иваныч, поскорей отседова, и мясо-де тут недожарено, и вино кисло.

Ну, коли действительно кисло… Можно и другую какую корчму найти, получше. Пожал Олег Иваныч плечами.

Гришаня ликом расцвел — не сцапал никто еретика поганого! — поклонился знакомцу, прощаясь.

Тот с лавки стал, руку к груди приложив, назвался горделиво: Захарий Гвизольфи, князь Таманский. По одежде — смешной да куцей — чистый фрязин. Олег Иваныч, руку синьору Гвизольфи пожав, собрался присесть было, винца за знакомство хряпнуть… да куда там! Утянул Гришаня его из корчмы, чуть рукав не оторвал, чудо…

В другое место идем, сказал, мол, куда — знает… Ну, знает — так знает. Пошли.

Троки — городок маленький, все на виду. Вот — ратуша, вот — рынок, а вон, на холме, — королевский замок, штандартами разноцветными изукрашеный. Улицы узкие — втроем не разъедешься, еле успели к домам прижаться — проскакали какие-то с гусиными перьями, в плащах узорчатых, в кафтанцах коротких, жупанами прозываемых. Шляхта на королевскую охоту едет. Вот цыгане — разноцветные, разбитные, веселые. С медведем, на цепи блестящей, как положено. Медведь — на задних лапах, в шляпе. Вот диво-то! А вот, рядом — молодые пани в разноцветных платьях. В седлах сидят боком, да как ловко. А красавицы все — как на подбор! Олег Иваныч не удержался, послал воздушный поцелуй, всем оптом. Одна из девушек — темноволосая, с серыми искрящимися глазами — обернулась с улыбкой и что-то на ходу крикнула подругам. Те засмеялись… Как вдруг лошадь темноволосой — белый иноходец — споткнулась, фыркнув, словно испугалась чего… Ясно чего — медведя, уж слишком близко тот подобрался. Почуяв зверя, лошадь резко бросилась в сторону. Не удержавшись в седле, темноволосая красавица с криком свалилась в лужу… свалилась бы… Ежели б не Олег Иваныч. Вот уж кто подоспел вовремя! Подхватил незнакомку на руки, осторожно поставил на землю.