Мое детство в основном прошло в постели.Может, меня слишком кутали или организм достался от природы хилый, новсевозможные болячки просто преследовали меня. Корь, коклюш, ветрянка, свинка…Но в больнице я не лежала ни разу и сейчас была поражена слаженностью действийврачей.

Откуда ни возьмись прибежало несколько человекв белых и синих пижамах. Каждый занимался своим делом. Кто-то стаскивал с Тиныодежду, кто-то делал укол, а самый молодой, но, очевидно, главный, суровопоинтересовался:

– Что тут?

– Проникающее огнестрельное, –зачастила толстая женщина, – давление 60 на 90, пульс 75, температуранормальная, в сознании, показатели стабильны…

– В сознании, – протянул эскулап ивелел: – Быстро все, кровь, и в экстренную.

Каталку с Тиной споро повезли в глубь здания,я бежала за ней до тех пор, пока вся камарилья не влетела в стеклянные двери снадписью «Операционный блок».

– Вам туда нельзя, – сурово заявиланосатая девчонка в огромном колпаке, – сядьте здесь.

– Где? – спросила я, оглядываяабсолютно пустой коридор.

– Ну не знаю, – обозлиласьдевчонка, – где-нибудь.

Томительно потекло время. Из операционной недоносилось ни звука. Часы, висящие над входом, равнодушно щелкали минутнойстрелкой. Наконец раздался громкий шепот, я с надеждой глянула на наглухозакрытые стеклянные двери, но звук шел с другой стороны. Я обернулась. Прямо покоридору двигались Володя Костин и Слава Самоненко.

– Ну, – громче, чем следует,поинтересовался майор, – что произошло? Мы приехали, коридор в пятнахкрови, дверь не заперта, и собаки, перемазанные до ушей кровищей. Уж не хочешьли сказать, будто мопсы сожрали Тину?

Слава захихикал. Я разозлилась на милицейскуюбесцеремонность и сердито ответила:

– Крови никакой не было, только крохотнаядырочка слева.

– Не знаю, – вздохнул Володя, –вся прихожая измазана, словно раненую возили по полу. Она где лежала?

– Сначала ногами к двери…

– Что значит – сначала? – удивилсяСлава. – Ты ее перекладывала? Ужасная глупость! Человека с подобнымранением не следует трогать! Вот почему столько крови на полу!

– Вечно, Лампа, ты хочешь как лучше, аполучается как всегда, – припечатал Костин.

Я принялась бестолково отбиваться:

– Кровь, наверное, от печени!

– От чего? – нахмурился Володя.

– Ну я вошла, увидела Тину на полу и отиспуга уронила печень!

– Чью? – полюбопытствовал Слава.

Я уставилась на него во все глаза.

– Коровью, то есть говяжью, вернее,телячью…

– Хорошо хоть не свою, – вздохнулВолодя.

– Никак в толк не возьму, – гнулсвое Самоненко, – печень откуда?

– Из магазина. Купила к ужину, вошладомой, перепугалась, выронила пакет, он разорвался. Собаки не растерялись исъели.

– А, – протянул Самоненко, –так бы и объяснила, мы сначала черт знает что подумали.

Что? Что, интересно, можно предположить вданной ситуации? Неужто и впрямь решили, будто у меня отвалилась печенка? Ну неидиоты?

– Ладно, – махнул рукойВолодя, – с этим разобрались. Значит, ты принялась перекладывать беднягу…

– Нет, она сама встала.

– Как?

– На ноги, вернее, сначала села, а ужпотом поднялась.

– С огнестрельным в груди? – в одинголос вскричали Костин и Самоненко.

Я пожала плечами:

– Прислонилась к косяку, пожаловалась нажжение слева, крови, правда, совсем не было, а тут и врачи подъехали.

Повисло молчание. Потом Слава пробормотал:

– Во, блин, баба дает! Может, онатерминатор? Ты бы, Вовка, встал?

– Не пори чушь! – рявкнул Костин.

В ту же секунду стеклянные двери распахнулись,вышел долговязый парень с эмалированным лотком и поинтересовался.

– Мамонтова Валентина ваша?

– Да, – закивала я, – как она?

– Такое вижу впервые, – ухмыльнулсяхирург, – много чего было, но подобное! Кстати, хотите взять на память?

И он подсунул мне под нос лоток. В эту жесекунду я заорала дурниной и попыталась отскочить.

– Что это? – железным голосомосведомился Слава. – Ты, доктор, сдурел? Какие-то ампутированные частиподсовываешь.

– Я бы на месте Мамонтовой хранил вот этовсю жизнь! – с чувством провозгласил хирург.

– Да что там, черт возьми? – вскипелКостин.

– Силиконовый протез, – пояснилдоктор, – вообще-то крайне вредная для женского организма вещь, ноМамонтовой она жизнь спасла.

– Не понял! – вновь завел Слава.

– Объясняю, – поднял вверх палецдоктор, – некоторые женщины не довольны размером груди. Ну нет у нихокруглостей. Чтобы сделать бюст побольше, они идут на болезненную и совсем небезопасную для организма операцию – вставляют силиконовый протез. На ощупь –грудь как живая. Почти весь Голливуд с резиной бегает, и наши начали. Размер –не ограничен, вот Мамонтова просто арбузы запихнула!

– Ясно, – откликнулся Володя, –пуля…

– Застряла в протезе, – радостносообщил доктор, – мы, конечно, силикон убрали, шовчик наложили. У больнойгематома, ушиб, но – жива! Вот кабы не страсть к чудовищному бюсту, сейчас бы вморге отдыхала, ну что, берете на память?

– Спасибо, не надо, – пробормоталая, – а вторая грудь большой останется?

– Слушайте, дама, – обозлилсяхирург, – тут оказывают экстренную помощь. Оклемается, обратится вкосметическую клинику, а мы сиськами не занимаемся.

– Говорить она может? – влез Слава.

– Завтра с утра, – заявилдоктор, – посещения с девяти.

– Мы из милиции, – пояснилСамоненко.

– А хоть из Администрациипрезидента, – хмыкнул эскулап, – здесь командую я. Сказал завтра –значит, завтра.

– Ладно, не кипятись, – вздохнулСлава.