Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ее трясло от злости. Но, честное слово, дрожать от злостиоказалось куда лучше, чем дрожать от страха. И весь последующий час, безуспешнопытаясь уснуть, Алена даже не вспомнила ни разу ни о темно-сером «Опеле», ни озапахе бензиновой гари, ни о ветре, вздымавшем вихри сухих листьев на обочинеЩелковского хутора, ни о сиянье огней в доме, куда она никогда не войдет,никогда, никогда… Она не вспоминала даже горечи имени, которое покляласьпроизнести последним в своей жизни! Алена думала, думала исступленно, почтизлобно. Думала, собирая воедино странные кусочки мозаики, которые в последниедни попадались ей на глаза там и тут. Но пока слишком мало было их, этихкусочков житейской смальты, и из них никак не удавалось сложить более или менеецелостное изображение…
Кончилось все тем, что она заснула-таки и проснуласькаким-то чудом только в четверть одиннадцатого. И примчалась в психиатрическуюклинику на улице Ульянова с грандиозным опозданием, с опухшими глазами,взвинченная, виноватая, раздраженная, внутренне и внешне всклокоченная –готовый, словом, пациент для этой самой клиники. И ничего, конечно,удивительного не было в том, что милейший человек по имени Николай АнатольевичГрунский смотрел на нее с таким видом, словно хотел задать парочкупровокационных профессиональных вопросов.
Слава Богу – оказался достаточно тактичен и ничего такого неспросил.
Он больше сам рассказывал.
…– Николай Анатольевич, а выписывали Майю с каким диагнозом?Понимаете, в музее ходят слухи, будто ее оперировали по поводу какого-товоспаления лимфатических узлов, даже предполагают что-то онкологическое…
– Как мне нравится это деликатное выражение «что-тоонкологическое»! – усмехнулся Грунский. – Слово «рак» произнести страшно, японимаю. Говорите тогда канцинома, канциноматис – смысл тот же, а звучит не впример приятнее. Ну-ну, извините, я вас перебил.
– Да нет, ничего страшного. Я просто подумала: если у МайиКлимовой и правда нашли что-то онко… если и правда нашли канциному, может либыть, что она уже была больна какое-то время и знала о своей болезни, что иоказало на нее столь губительное влияние, на ее психику? И еще – может ли раквызываться какими-то внешними факторами, связанными с ее работой? Она ведьреставратор. Ну, я не знаю, – испарениями, что ли, какими-то излучениями,которые с течением времени начинают производить те или иные краски? Честноговоря, я слабо себе представляю, как сформулировать правильно, излагаю мыслине слишком членораздельно…
– Да я в принципе понял, – кивнул Грунский. – Конечно, наукаимеет много гитик, однако я все же верю в некие воздействия картин на человека.Но речь здесь может идти только об эмоциональном, а никак не о физическом. Доляэлементов, которые так или иначе могут спровоцировать онкологическую вспышку, втех или иных красящих элементах ничтожно мала. К тому же болезнь этой женщиныне имела к онкологии никакого отношения. Да, у нее были сильно воспаленылимфатические узлы, однако это была доброкачественная опухоль.
Но давайте я все же расскажу, что именно происходило с МайейКлимовой. Хоть причина нарушений ее психики была уникальна, я сразу понял, чтоэту пациентку следует лечить достаточно типичным способом. А именно, отсекая ееот привычного образа жизни, изолируя от всех внешних раздражителей: лечитьглубоким, нет – глубочайшим покоем. Никаких телевизионных передач, никакихтелефонных переговоров, никаких книг и газет. Совершенно растительноесуществование в одноместной палате хотя бы в течение недели. Иначе купироватьпатологическое возбуждение, охватившее ее, не удалось бы. Ну, разумеется, онанаходилась под воздействием лекарств, при ней постоянно дежурила медсестра. Испустя уже три дня я понял, что тяжелую фармакопею можно отменить, оставивобычные антидепрессанты. Психологически она была спокойна, только оченьпечальна, причем стоило ей вспомнить случившееся, как она начинала безудержнорыдать, но слезы как бы очищали ее и успокаивали. Это нормально, это обычнаяженская реакция на стресс, тем паче такой страшный, как попытка суицида. Менябольше беспокоило другое – ее физическое состояние. Вы знаете, у нас хоть илечат души пациентов, все же обращают внимание на их телесное здоровье тоже.Еще принимая Майю Алексеевну, я провел необходимый осмотр, клинический минимумобследования и даже при поверхностном пальпировании обратил внимание на спайкив брюшной полости. В случаях любой физической патологии мы обязаны приглашатьврача по профилю. В данном случае нам нужен был хирург. Как только нервноесостояние Майи стало улучшаться, я направил ее в пятую больницу, благо она рядом,через три квартала, – на консультацию к хирургу. Да, он подтвердил воспаление ивозможность спаек в брюшной полости. Посмотрели на УЗИ, но УЗИ таких воспаленийне диагностирует. Что можно было предположить насчет причины? Это или опухоль(та самая онкология!), или воздействие какого-то чужеродного агента…
– Как? – невольно засмеялась Алена. – Что за шпионскаятерминология?
– Правда? – усмехнулся и Грунский. – Мне тоже всегда оченьнравилось это выражение, очень интригующее. Однако суть его весьма прозаична. Внашем случае чужеродный агент – какая-то инфекция, кишечная палочка,стафилококк, стрептококк. Или какой-то болезнетворный фактор, о природекоторого можно только догадываться. Мы предполагали и лимфаденит, воспалениелимфатических узлов. Хирург дал направление на операцию – диагностическуюлапаротомию, то есть ревизию брюшной полости. И вот тогда-то выяснилось, что да– налицо лимфаденит. Был удален воспаленный лимфатический узел из разряданадчревных – тех, что лежат вдоль верхних и нижних надчревных артерий и вен ипринимают лимфу от кожи и мышц передней брюшной стенки. Операция прошлауспешно, а главное, что она оказала благотворное влияние на состояние нашейпациентки. Я еще до операции заметил, что она беспричинно боялась многих самыхпривычных, самых обыкновенных вещей. Скажем, мобильный телефон приводил ее вполуистерическое состояние. Даже чужой телефон – ее-то вещи мы сдали в камерухранения, когда начинали лечение изоляцией. Но все равно: стоило ей увидетьмобильник у врача, сестры, санитара, другого больного, как в ее глазахпоявлялся страх, она начинала плакать. После операции страх загадочным образомисчез. И даже когда Майя Алексеевна получила обратно свой телефон, онавосприняла его возвращение совершенно спокойно, без эмоций. Ну, обрадовалась,что можно подруге позвонить. Вот и все.
– А дальше? – спросила Алена.
– В каком смысле дальше? – удивился Грунский.
– Ну, что было дальше с Майей?
– Да ничего. Она выписалась и уехала домой. Но…
В эту минуту на столе у Грунского зазвонил телефон.