Сейчас я жду, что Джемма прервет многозначительную паузу потоком извинений, как и всегда. Бессмысленных, потому что ей вовсе не жаль, а просто нужно сочувствие.

Но она не извиняется. А злится.

– Что ж, мне жаль, что ты так считаешь, – выплевывает она, вся покраснев и пойдя пятнами.

Я легонько сжимаю ее плечо.

– Не нужно ничего говорить. Просто подумай об этом, хорошо?

Уходя, я оглядываюсь через плечо. Она тоже уже удаляется в противоположном направлении. Сейчас поймает первого попавшегося и начнет жаловаться на меня, чтобы ее жалели и сочувствовали. Крокодильи слезы. Какое-то время я побуду злодеем в ее истории, но, надеюсь, с течением времени она все же поймет, что я сказала. Может, неосознанно, но станет вести себя лучше с другими. И мне этого будет достаточно.

На парковке я нахожу Уэсли, который раскладывает рекламные буклетики моего отеля под дворники стоящих рядом машин. Маленькие розовые прямоугольники трепещут на ветру у всех автомобилей в первых двух рядах. Он оборачивается ко мне, щурясь на солнце.

– Ну как?

Я вздыхаю.

– С бывшим начальником не поговорила. Не показала средний палец Кристин. – Опускаю голову, все еще борясь с тошнотой. Кожа горит, вся липкая, руки и ноги дрожат. Не так я представляла вкус победы. – Так что никакого зрелищного разноса, как планировалось.

Уэсли пальцем приподнимает мой подбородок и криво улыбается.

– Конечно же, нет.

– Ты в меня не верил? – наполовину шутя, возмущаюсь я.

– Наоборот. Моя Мэйбелл – не злопамятная. Она летает в облаках, потому что с высоты видит красоту мира. И разносить всех в пух и прах сюда не вписывается.

Не знаю, как на это ответить, поэтому просто опускаю голову на его ладонь. В тридцать лет я наконец принимаю тот факт, что я – это именно я и никто другой. И всегда останусь собой. Немножко наивной, очень всех идеализирующей. Для многих – ничего особенного, никакая, просто легкая добыча, а большое сердце – удобная мишень. Но те, кто заслужит право быть ближе, будут любить меня такой, какая я есть, и обращаться со мной так, как я того заслуживаю.

– Следующий пункт, – объявляю я, просовывая руку ему под локоть. – Твоя очередь.

С лица Уэсли пропадает ласковая улыбка.

– Что-то мне кажется, твоя часть сделки была проще.

– Да, но твоя гораздо веселее!

До аэропорта Ноксвилла ехать пятьдесят минут, и всю дорогу мы мечтаем о том, как нас встретит Шотландия. Верим, что погода окажется солнечной и лох-несские чудовища будут в настроении показаться людям. Надеемся, что нас не посадят за пассажирами, которые обожают наклонять сиденья в полете. Надеюсь в основном я, а Уэсли по большей части молча кивает на мою болтовню, становясь все бледнее. Когда мы, припарковавшись, достаем чемоданы, он уже напоминает гипсовую статую.

– Ты чего? – Глажу его по руке. – Все в порядке?

Мысли тут же бросаются в разные стороны: «Он злится на тебя». «Ты сделала что-то не так». Да? Проигрываю в голове последний час, вспоминая, не могла ли я ляпнуть что-то и обидеть его.

В голову закрадывается догадка и помрачнее: может, он думает о прошлой ночи и жалеет.

Разглядываю его слегка ссутулившуюся спину и озабоченно хмурюсь. Вчера вечером у него было такое отличное настроение – во всяком случае, мне так казалось, но теперь я уже сомневаюсь. Могла ли я так сильно забыться в собственных волшебных ощущениях, что просто перенесла свое настроение на него и даже не заметила, как ему на самом деле плохо? Вот только… это не так. Он был счастлив. И четко сказал мне об этом.

Когда проводишь с кем-то ночь, утром ты уже видишь его немножко по-другому. Проснуться вместе – новый уровень близости. И я думала, что у нас так же, но что, если он передумал, и сейчас размышляет обо мне? О нас? Если поехать в путешествие с кем-то, с кем уже не так и хочешь быть в отношениях – тут любой побледнеет.

Его молчание я компенсирую слишком активно, болтая в несколько раз больше.

– Немножко жаль, что пересадка в Чикаго всего час, никакого пространства для маневра. А можно было бы пойти осмотреть достопримечательности. Что в Чикаго есть интересного? Кажется, у них там какое-то важное бейсбольное поле, если ты любишь бейсбол. Музеи какие-нибудь. Пицца по-чикагски. Может, в аэропорту тоже такую готовят. – Мы уже пробираемся сквозь группы людей в переполненном аэропорту.

– Тут яблоку негде упасть, – скрипит зубами он, как можно дальше отклоняясь, вжимаясь в край ведущего вверх эскалатора. И все равно какой-то пассажир задевает его сумкой.

– Извините, – бросает мужчина.

Уэсли одаривает его то ли улыбкой, то ли гримасой, а потом смотрит прямо перед собой с таким видом, будто его на гильотину ведут.

– Не хочешь купить чего-нибудь вкусненького в самолет? Кажется, в зоне посадки был «Синнабон».

Он только коротко качает головой. Мимо нас по эскалатору цепочкой тянутся люди, и он отгораживает меня от них рукой.

– А как насчет почитать?

Еще один отрицательный жест.

– Уэсли. – Мы сходим с эскалатора, направляясь к зоне контроля. – Ты уверен, что все в порядке?

– Кажется, мне нехорошо из-за тех блинчиков.

– О, нет… – Глажу его по спине. – Тут наверняка есть аптека, я схожу.

– Нет, я в норме.

– Уверен?

Кивок выходит какой-то дерганый.

– Точно уверен? Выглядишь слегка зеленоватым.

Он как-то хаотично похлопывает мне по голове.

– Ш-ш-ш. Не беспокойся.

Какая же я идиотка. Стукаю себя по лбу.

– Это все люди, а не блинчики! Тебе плохо из-за количества людей!

Если Уэсли ссутулится еще больше, то просто перевернется.

– Тише, – снова шикает он, беспорядочно озираясь. – Они тебя услышат. – Мы уже на контроле, снимаем ботинки.

– Я не дам никому заговорить с тобой, – клятвенно обещаю я. – Не то чтобы кто-то вдруг захотел. Мне кажется, все занимаются своими делами.

Какая-то женщина в очереди улыбается нам.

– Доброе утро. Или день, наверное. Почти! – Она смотрит на часы. – Я лечу в Майами. А вы, ребята? Летите вместе?

Вместо лица у Уэсли застывшая маска. А я уже и забыла о таком его альтер-эго: том, кто замыкается среди чужих, у кого в таких ситуациях параметр по умолчанию – сердитый взгляд. Теперь я вижу, что это защитная реакция, чтобы другие сочли его грубым и не подходили ближе. То, что он показывает всем – ложь, и это очень печально. Они и не знают, что теряют.

– Мы летим в Шотландию! – восклицаю я.

– Как весело! А что за повод?

Уэсли ощетинивается.