«Не беспокойся, я не скажу ничего важного для тебя», – думаю я и очень хочу, чтобы он услышал.

– Просто хотим проверить, такая ли она зеленая, как на фотографиях, – беззаботно отвечаю я. Уэсли немного расслабляется, но не до конца.

Обмениваюсь еще несколькими репликами с женщиной, пока не подходит ее очередь.

– Что ж, уверена, люди в Чикаго будут не такими дружелюбными, как в Ноксвилле, – шепчу я Уэсли.

Он забывает снять пояс, проходя через металлодетектор, и теперь нервно возится с пряжкой.

– Ты как, парень, в норме? – шутит сотрудник службы безопасности. В его вопросе никакого подтекста, все вполне непринужденно, но я вижу, как уши Уэсли розовеют, и сердце екает.

– Уже скоро мы окажемся у Лох-Несса и сможем обходить всех за километр, – обещаю ему я, когда мы наконец оба проходим досмотр. – Только ты, я и чудовища.

Идем к самолету, из ручной клади у нас одна сумка. Внутри – его альбом для рисования, а для меня игра в слова, где нужно составить список, а потом вписать их в заготовленный текст, и получится смешной рассказ. Мне очень неловко без конца спрашивать, в порядке ли он, потому что, кажется, так я делаю только хуже, но не могу себя сдержать:

– Ты все еще хочешь лететь?

– Я в порядке. – Он переплетает наши пальцы.

Но только мы оказываемся в самолете, как он застывает. Прямо посередине прохода.

– Что не так? – Я выглядываю из-за его плеча, но он не отвечает, уставившись на крошечные сиденья.

– Места недостаточно.

Точно. Маленьким его не назовешь, и пространство для ног вскоре станет только воспоминанием.

– Ты можешь сесть как удобно, мне места хватит, – заверяю я. – Я не против. И подлокотник мой тоже можешь занять.

Мы садимся. Он закрывает глаза и глубоко вздыхает.

Не знаю, что делать, как ему помочь. Все, что мне приходит в голову, – это обнять его руку и положить голову на плечо. Остальные пассажиры раскладывают вещи, запихивая сумки в багажный отсек. Задевают друг друга локтями, шуршат куртками. Родители громко наставляют детей.

– Атмосферное давление, – порывшись в сумке в поисках жвачки, напоминаю я, предлагая полоску Уэсли. Думала, что он улыбнется, как вчера, когда он сам предложил мне такую же для нашего воображаемого путешествия в облака. Но выглядит Уэсли несчастным.

– Меня сейчас стошнит.

Как поднять ему настроение? Что сделать? Я не знаю и просто смотрю, борясь с паникой.

– У них кажется есть для этого специальные мешки. – Роюсь в кресле перед собой, но он неуверенно поднимается на ноги.

– Пойду в уборную.

– Хорошо.

Смотрю, как он уходит, потом снова поворачиваюсь на сиденье. Нужно как-то отвлечь его во время взлета. Может, крестиками-ноликами? Листаю его альбом в поисках чистого листа и нахожу рисунок вроде комикса, где двое стоят в старомодном лифте. Мужчина наклоняется над женщиной в почти защитной позе, но выглядит он не таким высоким, как в реальной жизни. Профиль изображен под углом, скрывая бо́льшую часть лба. Но основной фокус, конечно же, на женщине – единственной, кому видно его прекрасное лицо. У себя над головой он нарисовал цепочку из трех точек и белое облачко, а внутри – множество сердечек.

Меня так захватили нарисованные Уэсли и Мэйбелл, что я не сразу слышу слова «Говорит капитан корабля». А по-настоящему вслушиваюсь, только когда становится ясно, что мы собираемся взлетать. Прямо сейчас.

Я уже пристегнулась, но тут же отстегиваю ремень и собираюсь вставать. Стюардесса указывает на знак «пристегнуть ремни», и я пытаюсь объяснить ей, что мне нужно пойти и найти моего… Я даже не думала о нем так, но да: моего молодого человека.

– Он в ванной, – поясняю я.

Стюардесса, нахмурившись, торопливо проходит туда, открывает дверь.

– Его здесь нет.

– Но тогда где… – Меня прошибает холодный пот. Стюардессу зовет кто-то еще, и я остаюсь одна. – Уэсли?

Самолет не такой большой. Будь он здесь, он бы услышал меня. А если услышал, ответил бы. Что означает: Уэсли нет.

Нужно встать. Нужно найти его.

Но ясность сознания меня покинула, ноги не слушаются, в голове паника. Как же я найду Уэсли, когда ноги отказывают, а голова отказывается думать? Что я сделала не так, когда? Мне необходимо это исправить. Надо спешить, спешить!

Вот только я не могу, потому что самолет меня опередил.

Я приземляюсь в Чикаго в час тридцать шесть. Одна.

Вообще не помню, что делала во время полета. Вряд ли открывала сумку и играла в слова. Даже если просто таращилась в окно, этого тоже не помню. В себя я прихожу в огромном оживленном терминале, стою у магазина «Дьюти фри». А быть мне нужно совсем в другом месте.

На автомате нахожу свой выход, отвлекаясь на каждого высокого мужчину. Я знаю, что Уэсли здесь нет, и все же ищу его, не могу удержаться.

Проходя на посадку на другой самолет по-прежнему в одиночестве, я задумываюсь, где Уэсли сейчас – все еще в Ноксвилле или уже дома. Надеюсь, желудок у него успокоился, и чувствует он себя лучше. Прохожу к своему месту и только потом спрашиваю себя, почему я еще здесь. Нужно было забронировать билет домой. Какой смысл теперь ехать в Шотландию? Это мечта Уэсли, не моя. А я же… просто за компанию.

Включаю телефон, выскакивает значок сообщения, и меня затапливает волна облегчения. Вот только оказывается, что оно не от Уэсли. А от моей матери.

«Думаю о тебе! Приезжай в гости».

Тупо смотрю в экран. Обычно на этом моменте я отвечаю: «Тоже думаю о тебе! Да, надо обсудить планы».

А потом мы никогда не строим планы.

Я так долго жила с мыслью, что разрушила мамины мечты, все ее будущее одним своим существованием. Но если я чему и научилась, живя с призраком Вайолет Ханнобар, так это тому, что жизнь коротка и что единственно важное, что я могу когда-либо сделать в этом мире, – это показывать свою любовь людям, которых по-настоящему люблю.

«Приглашаю тебя ко мне летом. Вторая неделя августа. Пожалуйста, знай, что у тебя всегда есть безопасное место, если понадобится».

Отправив сообщение, вытаскиваю из сумки коричневый конверт и кладу на колени. Я собиралась узнать, что там, вместе с Уэсли, но его нет, а мне до крайности необходимо занять себя чем-нибудь, чем угодно, чтобы не зацикливаться на том, о чем он может думать прямо сейчас.

Пятое сокровище.

Открываю конверт, и оттуда выпадает листок знакомой сиреневой бумаги.

Моей Могущественной и Величественной Вайолет, Самой Замечательной Жене, Незаходящей Звезде, Выигравшей Голубую Ленточку на Ярмарке в Округе Блаунт за Самый Лучший Пирог с Ревенем.