И вот, в комнате харчевни «Зеленый лис», занимаемой мессиром де Лавальером, примерно в два часа пополудни, собрались те, кто укрепился в уверенности, устранив противников и конкурентов, принял решение сегодняшней ночью, отправиться к Монфокону, за медальоном, спрятанным одним из тамплиеров, посвященных в тайну «Сокровищ де Шорне».

За сервированным столом – а господа, проживавшие в номере, предпочитали трапезе в обеденном зале таверны, наслаждаться здешней кухней в собственных покоях, быть может ещё и от того, что речи, звучавшие за столом, были не для посторонних ушей – сидели трое. Сделав два больших глотка, шевалье обратился к священнику:

– Святой отец, насколько я понял, вы всецело поглащены уверенностью в том, что «Храмом смерти» наш загадочный рыцарь называет печально известный Монфокон, не так ли?

Прежде чем ответить, капеллан налил в свой бокал розового нектара, и, откинувшись на спинку стула, закатил глаза. Во всех его движениях, гримасах, расположению морщин на лице, говорила несказанная любовь священнослужителя, к неспешным изъяснениям за бокалом доброго вина. К тому же, его несказанно тешило столь глубокое уважение и доверие шевалье к мнению простого капеллана.

– Видите ли, любезный шевалье, принято считать, что данное, так называемое, сооружение, было задумано и построено по проекту главного советника короля Филиппа Красивого – Ангеррана де Мариньи. К слову, я не встречал ни в одном из исторических источников противоречий сему воззрению. Так вот, эта постройка, как вы справедливо заметили, вполне заслуживает жуткого определения – «Храм смерти».

Падре, с величайшим наслаждением сделав глоток вина, отчего его лицо озарилось благостью, столь привычной маской для каждого из священнослужителей, продолжил.

– Ведь по замыслу коадъютора, здесь должна была царить смерть, поставленная в услужение королю. Только представьте сие ужасающее зрелище, когда в проемах, качаясь на ветру, чернеют более сорока повешенных, некоторые из которых уже начали разлагаться, жуткий смрад, неутихающие крики бесчисленных стай ворон, беспрестанно кружащих над стенами виселицы. Что может быть более удачным для сравнения с «Храмом смерти»? Но самое важное, что, несомненно, главным образом подтверждает мою догадку, так это смерть самого де Мариньи, по иронии судьбы повешенного на Монфоконе!

Лавальер и Урбен, с интересом слушали, казалось, воспарившего в облака самолюбования, разрумянившегося от вина капеллана.

– А разве, с тех пор, что-то изменилось и там уже не вешают?

– Что вы шевалье, сейчас это уже скорее исключение, так сказать причуда.

– Ну, что ж падре, нет оснований не верить вам. И сегодняшней ночью мы вознамеримся в этом убедиться.

Разлив остатки вина по бокалам, он обратился к Урбену.

– Ты позаботился о заступах и кирке?

– Всё готово, мессир.

Слуга кивком указал в угол комнаты, где стояло, завернутое в плотную материю, все необходимое.

В этот миг, в коридоре послышался какой-то шум, гомон и лязг оружия. От сильного удара, отворилась дверь и в комнату бесцеремонно вломились четыре городских стражника во главе с рослым офицером в сопровождении метра Сюрто, выглядывавшего из-за дверного косяка. Подкрутив черные тонкие усы, лейтенант Лабордемон, а это был именно он, громко и торжественно обратился к сидящим за столом.

– Кто из вас Андре Эсташ Эркюль де Норваль, шевалье де Лавальер?!

Удивленный Лейтенант поднялся, вперив бесстрашный взгляд в офицера.

– К вашим услугам, месье.

– Именем короля вы арестованы. Вы обвиняетесь в посягательстве на честь Его Величества. Сдайте шпагу и направляйтесь за нами.

В момент когда шпага Лавальера оказалась в руках Ламбордемона, Урбен схватился за эфес своего палаша, но получил удар протазаном, отчего упал в угол комнаты, лишившись чувств.

– Кто этот молодец?

– Мой слуга.

Сухо произнес шевалье, давая понять, что ни о чем не намерен просить у презренных стражников, носивших унизительное прозвище «медноголовые».

– Возьмите и слугу.

Твердо произнес офицер, используя старинное полицейское правило -«Арестовать всех, после, тот, кто нужно, разберется»

– Вы кто такой?

Сурово вымолвил Ламбордемон, с подозрением глядя на Локрэ.

– Нет-нет, я не имею к этим господам ни малейшего отношения, мы просто вместе обедали. Я капеллан из Мелёна! И вообще я прибыл в Париж по делам, к тому же в обществе иного месье!

Офицер вопросительно взглянул на хозяина харчевни, который безучастно кивнул, тем самым подтверждая слова святого отца.

Лавальер и Урбен, с разбитой головой, под охраной, были отконвоированы в зарешеченную карету, после чего, тюремный экипаж, сопровождаемый Лабордемоном и ещё двумя всадниками, направился к воротам Сен-Антуан, отчего арестованные могли подумать, что их везут в Бастилию. Но миновав городскую заставу, Лавальер с горечью заключил – они направляются в Венсен.

После ареста Лавальера, капеллан, некоторое время прибывал в растерянности, не в состоянии понять сути обвинения предъявленного шевалье. Ведь посягательство на честь Его Величества это не что иное, как государственная измена! Но ещё в большей степени, чем судьба лейтенанта и его слуги, положа руку на сердце, его заботил сегодняшний вечер. С одной стороны он был даже рад, что избавился от общества такого грубияна как Лавальер и солдафон Урбен. Но с другой стороны, он не мог себе представить как ему самому, ночью, отважиться отправится в столь жуткое место как Монфокон. На этом терзания не оканчивались, главной тревогой были две части карты, без которых поиски, теряли всякий смысл, и что, несомненно, ставило под угрозу всё предприятие, перечеркивая прежние удачи. Локрэ не понимал, как он сам, сможет отыскать недостающие два меча-медальона, чтобы впоследствии завладеть сокровищами. В тяжелых раздумьях капеллан уселся ужинать. Он до удушья, до спазмов в мозгу, спорил с самим собой, но жажда золота, как известно, сокрушавшая даже великие империи, с легкостью смогла взять верх над воспаленными чаяньями алчного капеллана. Совладав с терзающими его опасениями и сомнениями, священник еще долго кружил по комнате, вынашивая план на сегодняшнюю ночь. Наконец, очевидно, сумев ответить на все свои вопросы, а главное победить собственный страх, Падре направился в конюшню, когда за окнами «Зеленого лиса» только начинало сереть.

Выехав за городские стены, через ворота Сен-Мартен, пока их не заперли на ночь, капеллан направился на постоялый двор «Милостивый Мартин», располагавшийся неподалеку от развилки дорог, одна из которых вела к Монфокону. Прежде чем явится в таверну, Локрэ спрятал сверток, с заступом и киркой, в кустах, вблизи стен «Милостивого Мартина», после чего въехал в арку постоялого двора. Представившись трактирщику как кюре из деревушки Аверно, направляющемуся в Компьень, по делам паствы, а так с намерениями в пикардийском городке поклониться Святому Антуану и Святому Жаку, посетив храмы, возведенные во славу сиих святых.