Это означало, что Полина Евгеньевна назначает встречу Руслану Альфонсовичу через час на одной из их конспиративных квартир в Химках.

К дому, где располагался «схрон», они подъехали одновременно, поднялись на девятый этаж и вошли в стандартную трехкомнатную квартиру, напоминавшую гостиничный номер. Таких квартир в Москве у них было несколько, за порядком в них следила дальняя родственница самой Быковой, которой можно было доверять.

Купцов, который после гибели ближайшего помощника и «беседы» со следователем чувствовал себя так, словно его душу пропустили через какую-то адскую мясорубку, налил полный стакан коньяка, запас которого всегда имелся в баре, выпил залпом, вытер выступивший на лбу холодный пот и упал в кресло. Перед Полиной притворяться всемогущим суперменом ему надобности не было. Она и так знала его как облупленного.

— Что ты творишь, Руслан? — спросила Быкова. — Ты что, совсем ориентацию потерял? На нары хочешь? Зачем ты это побоище устроил на даче Хвостова?

— Они его спалить хотели. Чтобы списать на короткое замыкание, — глухо сказал Купцов.

— Какое «короткое замыкание?» — не поняла Быкова.

— Очень короткое замыкание. Такое короткое, чтобы одни обгорелые косточки от пары влюбленных остались. А я бы на панихиде речь сказал. О силе великой любви.

— Что ты несешь? Руслан, опомнись!

— Несу, несу… Курочка снесла яичко, не простое, а золотое… Ко-ко-ко!!! — Купцов захлопал руками по бокам, в этот момент действительно похожий на курицу, снесшую яйцо и сообщающую об этом событии всему курятнику.

Первый раз в жизни Полина видела Руслана таким. Она, как и ранее покойный Леня Лысый, подумала сперва, что он пьян, но, прекрасно зная, что он может выпить цистерну и никто этого не заметит, сразу же отказалась от своего предположения. Что же оставалось? Оставалось одно: ее Руслан сошел с ума.

Но и это ужаснувшее ее предположение пришлось отбросить. Купцов вдруг заговорил совершенно адекватно.

— Полина, я сам не понимаю, что происходит. Кто-то под меня очень сильно копает. Не Хвостов — он всего лишь «шестерка». Но чья?

— Мэра, Руслан. Мэра. А Хвостов — не шестерка. Это, как минимум, валет, причем козырной. Да еще, вдобавок ко всему спрятанный в рукаве.

— Да ну, — махнул рукой Купцов. — Если бы мэр хотел меня закопать, не поручил бы покупку земли под кладбища. Сама знаешь, какие я на этом бабки отгребу. И причем так, что ни одна ищейка не подкопается.

— Дурак ты, Руслан, — поморщилась Быкова. — Земля, под кладбища, — передразнила она его. — Да если бы не я, тебя уже давно на одном из этих кладбищ закопали бы. Знал бы ты, чего мне стоит тебя прикрывать! Оба «ленинградца» — она имела в виду второго и третьего российских президентов — знают тебя как серьезного работника. А благодаря кому? Только поэтому под тебя не начали копать уже давно. Но теперь другая ситуация. Твои «друзья» решили тебя убрать каким-то хитрым способом. А ты делаешь ошибку за ошибкой! Тебе с этим Хвостовым дружить надо было, соглашаться во всем, а ты на конфронтацию пошел. Да хрен бы с ними, с этими кладбищами! Это что, твой основной доход?

— Один из основных. Жаль такой кусок терять!

— Ты можешь потерять все, Руслан, — серьезно сказала Полина Евгеньевна, положив руку на ладонь старинного друга. — Ты слишком стал заметен там, где не надо.

— Ничего, я выплыву. Я рыба… Рыба я. Рыба… — он повторил это слово еще раз пять. Потом снова налил себе стакан коньяка и выпил в два глотка.

— Не нравится мне твое состояние, — покачала головой Быкова. — Не обижайся, но не стоит ли тебе с психологом пообщаться?

— Ага. Прямо сейчас пойду и поговорю. С хвостовской бл…ю, она как раз психолог… — Купцов засмеялся дурным смехом, поднялся с кресла и подошел к окну, из которого было видно Головинское кладбище. — Я не сумасшедший, Полина. Разве что самую малость. А так бы хотелось сойти с ума по-настоящему! Прикинь, лежу я в дурдоме, у Кащенко, кайф ловлю… Наполеон я, в конце концов, или не Наполеон? — он вдруг запрыгал на одной ноге по комнате, что, по воспоминаниям современников, иногда делал великий император.

Быкова со страхом глядела на него, понимая, что с головой у Купцова точно не все в порядке.

— Ладно, что делать будем? — спросила она, борясь с желанием последовать примеру Купцова и выпить.

— А что делать? Ничего не делать. Поеду на работу, буду бумаги подписывать… Наверное, как говорили незабвенные Ильф и Петров, в этом-то и есть великая сермяжная правда…

— Через час у меня, — коротко приказал Купцов, дал отбой и бросил трубку на диван.

На том конце виртуального провода с трубкой обошлись куда более жестоко. Ее разбили кулаком.

— Будь ты проклят, скотина. Будь ты проклят…

Даниил сел в машину и с таким чувством, словно нажимает на рычаг гильотины, которая через мгновение упадет ему на шею, выжал акселератор.

«Еду, как на казнь, — подумал Даниил, входя в здание мэрии. — Что же он еще придумал? Едри его мать, я и нажраться не успел… Легче было бы…»

В комнате отдыха Купцова, который встретил его в кабинете, приглашающе махнул рукой и скрылся за незаметной дверью в задней стене, слева от портрета президента, Даниил получил то, чего так хотел, — стакан коньяка. Сам хозяин тоже был изрядно навеселе; глаза блестели, но не только следы опьянения увидел в них Даниил — было в глазах покровителя что-то такое, что не поддавалось анализу.

«Колоться он стал, что ли? — в недоумении подумал Даниил, который видел такие глаза разве что у знакомых наркоманов. — Хотя не похоже… Не такой человек…»

Купцов развалился на кожаном диване, держа в руке хрустальный бокал, до краев наполненный французским коньяком, стоимость бутылки которого превышала двухмесячную зарплату его секретарши. Второй такой же бокал он протянул Даниилу, указав ему на кресло напротив дивана. Начинать деловой разговор он не спешил.

Наконец Купцов произнес:

— Твой гребаный предок про…л мне все мозги. Все остальное, впрочем, он про…л мне тоже.

— При чем тут я? — спросил Даниил, поставив опустошенный бокал на стол.

— При том, что он тебя родил. Авраам родил Якова… Или как там? А твой папочка… Я не знаю, что там было, у вас на даче, но погиб мой ближайший помощник…

— Якова родил Исаак… Так, значит, ты хотел его…

— Хотел. Кто-то перешел мне дорогу. А я не люблю, когда мне переходят дорогу.

— Так что ж ты от меня хочешь? Чтобы я родного отца на тот свет отправил? Так Бог не простит.

— Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься, — с видом проповедника поднял вверх палец Купцов. — А ты что, мало отцов на тот свет отправил, страховщик хренов? Тех, кто детям мешал…

— Это чужие отцы. И отвечать за них их детям.