Надин очень боялась потерять его, и поэтому все больше и больше приучала себя сдерживаться. При этом выглядела она все хуже, так что Анри часто настаивал, чтобы Надин сходила к врачу. Тогда она, разрыдавшись, восклицала: «Оставь меня в покое!», а на его сверлящие вопросы только качала головой.

Но самым ужасным моментом в их отношениях с Петером был тот мартовский день два с половиной года назад, когда Надин узнала, что Лаура ждет ребенка. Может быть, думала она порой, это был самый кошмарный момент в ее жизни. Симоны приехали отдыхать в Прованс на две недели, и уже на второй день Петер позвонил Надин и попросил ее встретиться. Она предложила увидеться на берегу, на том же месте, где она сидела сейчас, размышляя о своей жизни, которая казалась ей пропащей и бессмысленной.

Стоял довольно теплый солнечный день, и Надин надела легкое летнее платье, при этом не стала надевать нижнее белье, так как это позволяло ей чувствовать себя сексуальной. Она надеялась, что они с Петером займутся любовью – хотя бы в телесной близости он полностью принадлежал ей, – и с нетерпением ждала этих мгновений. Надин нанесла румяна и подкрасила губы сильнее, чем обычно, но все равно выглядела очень удрученной.

Однако Петер казался не таким уж радостным. Он был уже на месте, когда Надин спустилась вниз по тайной тропинке, – сидел на плоской скале и бросал в воду гальку. Симон не сразу заметил ее, и она в течение нескольких мгновений разглядывала черты его лица. Уголки губ Петера были опущены, посредине лба пролегала глубокая складка. Он казался мрачным и даже немного агрессивным, и Надин тут же поняла, что встреча будет не из приятных.

Но она не представляла себе, насколько неприятным все будет.

Ей пришлось подойти вплотную к Петеру, прежде чем тот ее заметил. Он был настолько погружен в мысли, что вздрогнул, когда она вдруг оказалась рядом. Поднявшись, Петер шагнул к Надин и поцеловал ее в обе щеки. Выглядел он в тот момент совершенно бесстрастным.

– Как хорошо, что ты здесь! – сказала она нежно, но в то же время робко, потому что она знала: что-то произошло.

Симон снова сел на скалу и приглашающим жестом указал на место рядом с собой.

– Иди, садись. Тебе сложно было уйти?

Надин покачала головой.

– Анри не создает проблемы. Да и в любом случае, я не дала бы себя задержать.

– Лаура осталась в нашем доме. Она не очень хорошо себя чувствует. Я сказал, что поеду закупиться, но не могу отсутствовать очень долго, это сильно бросилось бы в глаза.

Надин кивнула.

– Тем не менее пара минут у нас есть.

– Мы сегодня вечером придем к вам ужинать. Я знаю, что тебе это не очень нравится. Но Лауре этого очень хотелось, а я не знал, что ей возразить. Я не могу две недели держать ее подальше от «У Надин».

– Конечно, не можешь.

Надин ненавидела такие вечера. Видеть Петера вместе с Лаурой доставляло ей почти физическую боль. Особенно когда Лаура брала его за руку, когда она смотрела на него сияющими глазами, когда нежно касалась пальцем его – щеки.

– Когда вы придете? – спросила Надин.

– Около восьми часов. Лаура хотела сейчас позвонить Анри, пока меня нет. Она закажет столик.

– Я увижу еще тебя одного, пока ты здесь?

Вместо ответа на этот вопрос Петер снова стал бросать камни в воду. Наконец он сказал:

– Я не хочу, чтобы ты сегодня вечером испугалась. Лаура беременна.

Казалось, будто он ударил Надин чем-то тяжелым по голове. Она была совершенно оглушена. Слово «беременна» вибрировало у нее в голове, постепенно становясь все громче, и в конце концов возросло до грохота. Она до сих пор помнит, как плохо ей вдруг стало и как у нее закружилась голова. И как она подумала: «Этого не может быть. Это плохая, глупая шутка. Сейчас он засмеется и возьмет меня за руку, и вышутит меня за то, что я могла поверить в такую глупость».

Но Петер, конечно, не засмеялся и не взял ее за руку. Он продолжал бросать камни в воду, избегая даже взглянуть на Надин.

– Если б это было незаметно, то ты не упомянул бы об этом, – наконец с трудом произнесла она, вспомнив его слова: «Я не хочу, чтобы ты испугалась…» – Когда будет… родится ребенок?

– В июне.

– Значит, она… – женщина быстро подсчитала. – Значит, она на шестом месяце. Значит, вы… значит, ребенок был зачат в сентябре. – Ее тошнота усиливалась. В любой момент ее могло вырвать под ноги Симону. – А в октябре ты неделю провел со мной! Ты сказал мне, что больше не спишь с ней! Ты сказал, что уже почти год не спишь с ней! Ты можешь объяснить мне, как тогда может зародиться ребенок? В пробирке?

– Конечно, нет. Но так случилось… Боже мой, Надин! – Следующий камень Петер бросил в воду со всего размаха. – Мы… я приезжаю сюда четыре раза в год. Из них одна-единственная неделя зарезервирована для нас. А в остальное время нам приходится встречаться тайком, достаточно редко и чаще всего с большими трудностями. Ты что, думаешь, все оставшееся время я живу, как монах? – Наконец он взглянул на Надин. – Ты ведь наверняка тоже спишь с Анри!

– Нет! – Она резко покачала головой. – Причем уже давно. Я прекратила это дело еще до наших отношений. Потому что действительно покончила с ним. Я уже не могла с ним спать. Но у тебя это явно совсем иначе…

– Это был скорее срыв. Я в тот вечер выпил, и…

– Только что ты сказал мне, что не живешь, как монах. Зачем же ты раньше говорил мне, что не спишь с ней?

Ярость Петера все больше разрасталась, и Надин чувствовала, что он вот-вот заорет. Симон ненавидел такие ситуации, как эта, – и более того, ненавидел ее в такие минуты. Он называл это невыносимым нытьем – когда Надин была грустной или ревнивой, когда делала ему упреки или хотела получить от него какие-нибудь обещания. Ему хотелось бы, чтобы она приняла такое известие, как беременность его жены, без длительных обсуждений и, может быть, позже, дома, уединившись в своей комнате, пришла бы в бешенство, но его оставила бы в покое. Он хотел любовных отношений. Он не хотел стресса.

«Но откуда мне взять силы, – беспомощно думала Надин, – чтобы в одиночку справиться с такой болью?»

– Я говорю так, чтобы избавиться от твоего ворчания, – наконец гневно ответил Симон на ее вопрос. – Ты так долго пилишь меня, давишь на меня, чтобы я поклялся, и заверил тебя, и бог знает что еще, что я не сплю с ней больше, – пока я наконец не скажу тебе то, что ты хочешь услышать, просто для того, чтобы ты наконец замолчала. Ты можешь быть такой нестерпимо напрягающей! Все всегда крутится только вокруг тебя, тебя, тебя! Может быть, ты могла бы иногда хоть раз подумать обо мне и моих проблемах!

Надин спросила себя, как бы он отреагировал, если б ему сообщили, что она беременна. Но Петер, вероятно, сначала запаниковал бы, что ребенок мог быть от него, а затем подумал бы, что теперь она, возможно, на какое-то время перестанет быть любовницей, доступной в любое время. Что было бы крайне огорчительно для него.