– Достаточно сложные интеллектуальные системы – да…

Они разбрелись по пятиугольному строению. Плавные линии, никаких видимых стыков, словно беседку отлили всю сразу и целиком. Пять лежаков… впрочем, теперь Матиас разглядел, что они состоят из сплошного куска металла, напоминая скорее саркофаги.

– Лючия могла обмануть, – сказал Матиас. – Даже под химией, она очень талантливая, я в неё верю.

Он поймал тревожный взгляд Яна и добавил:

– Но я не верю, что на пустынной планете построена специальная ловушка, которая нас убьёт, если мы ей воспользуемся. Так что… предлагаю начать.

– Сразу? – восхитился Уолр. – Вот она, чудесная человеческая легкомысленность! Я готов!

Плюхнувшись широкой задницей на ближайший лежак, он поёрзал, удовлетворённо добавил:

– Крепкий.

Матиас посмотрел на Криди, на Яна. Спросил:

– Вы-то готовы? Мы не знаем, как всё это будет выглядеть. Может быть, пугающе. Может быть, долго.

– И вы вполне можете не вернуться, – кивнул Ян. Посмотрел на Адиан. Та не отвела взгляд. – Идите. Мы дождёмся.

Уолр был не совсем прав, называя Матиаса легкомысленным. На самом деле старпом был куда более осторожным и неспешным в решениях, чем Валентин или любой другой член экипажа.

Матиасу было страшно.

Он не боялся даже на борту «Твена», когда они вступили в бой. Не испугался, выпрыгивая из обречённого бота на поверхность чужой планеты, без всякого шанса вернуться. Какой бы совершенной ни была техника, но каждый космонавт знает, что восемь процентов из них остаются в космосе навсегда. Кого-то забирают катастрофы, кого-то болезни, кто-то просто исчезает в пространстве.

Даже сейчас Матиаса пугало не расстояние до Земли (он смутно подозревал, что они забрались едва ли не дальше, чем любая экспедиция), не чужая равнодушная планета и не единственный рукотворный объект на ней.

Он думал об Анне и Лючии, которым за несколько минут промыли мозги и превратили в безжалостных убийц.

Про Двести шесть – пять, который вдруг решил покончить с собой и со своим любимым симбионтом. Может быть, феолец боялся именно этого – потери личности, превращения в злобного агента странной сверхцивилизации?

А они сейчас пытаются выйти на контакт с шизофренической культурой, которая одновременно уничтожает миллионы жизней – и говорит «привет» прилетевшему кораблю!

– Идём, – сказал Матиас.

И, подавая пример, лёг на ближайший «саркофаг», бросив сумку себе в ноги.

Уолр растянулся на том же, где сидел.

– Минуту, – сказала Ксения. Положила сумку и оружие на свободную лежанку, потом запустила руку в оттопыривающийся карман комбинезона и достала маленький белый шар.

– Что это? – спросил Матиас, насторожившись.

– Связь, – коротко ответила Первая-отделённая.

…Учителя звали Беркли, очень по-земному. Лючия не знала, настоящее ли это имя или временное – ей уже рассказали, что на Лисс живут так долго, что люди меняют свою внешность, пол, имена. Учитель ей нравился. Он выглядел пожилым (обмолвившись, что как-то взял отпуск и полвека прожил беззаботной жизнью пятилетнего ребёнка, пока это ему не надоело вконец), был ироничным и явно симпатизировал Лючии.

Ей тогда было двенадцать, с Земли её забрали год назад, и она только-только начала постигать природу Вселенной.

– Скажите, учитель, а мои родители когда-нибудь смогут попасть на Лисс? – спросила она. Вообще такие вопросы она старалась не задавать, всё-таки землян на Лисс недолюбливали, и Лючия понимала причину.

– Ты хотела бы этого? – спросил Беркли небрежно.

Он стоял у окна, глядя на парящий в небе радужник. Километровой длины разноцветное полотнище медленно и плавно дрейфовало по ветру. На краю радужника стояло несколько человеческих фигурок. Может быть, смотрели на здание школы, может быть, любовались островами учебного архипелага.

– Да… – сказала Лючия, стыдясь своих слов.

– Давай обсудим, – согласился Беркли. – Сейчас ты думаешь о родителях, они с тобой, в твоём сознании…

…Лючия моргнула. И обнаружила себя замершей над панелью кухонного синтезатора.

– Лючия! – прошипела ей под ухо Мари. – Перец вводить?

– Что? – спросила Лючия, поворачиваясь. – Конечно!

– Какой и сколько?

Мари была неприятной, порой исподтишка пакостничала, но даже в двенадцать с небольшим лет отличалась такой пышностью фигуры и столь многообещающим взглядом, что взрослые мужчины вздрагивали и отводили глаза. Лючия считала, что у Мари по окончании обучения прямой путь в специалисты систем жизнеобеспечения какого-нибудь роскошного круизного лайнера, где она пару рейсов будет сводить с ума богатеньких клиентов, а потом выскочит замуж за дряхлого миллионера. Ну или миллиардера, если ей хватит терпения выбирать год-другой.

Лючии очень хотелось сказать «кайенского» или «чили». Она комплексовала по поводу своей фигуры, совсем не такой роскошной, как у Мари, да и строить глазки не умела. Но всё-таки Лючия была честной девочкой.

– Немного сладкого! Сушёная паприка!

Мари благодарно кивнула и отодвинулась к своему синтезатору. Зачёт по горячим сладким блюдам считался одним из самых сложных.

– Что там за разговоры? – с напускной строгостью спросил Даниэль, один из преподавателей. Он был пожилым, одиноким, к своим юным подопечным относился покровительственно, чем все без зазрения совести пользовались.

– Ничего, учитель! – откликнулась Мари. – Все в порядке, Лючия запуталась в рецепте, я ей помогла!

И затрепетала ресницами, глядя на Даниэля.

Тот откашлялся и погрозил девчонкам пальцем.

Лючия закусила губу.

Надо было посоветовать кайенский перец…

…Она открыла глаза.

Вокруг царила полутьма, воздух был влажен и горяч, в её обнажённое тело впились зонды Ауран.

Ей было семнадцать лет, Ауран похитили её с «Твена» в самый последний момент перед непоправимым…

«Фло…» – попыталась сказать Лючия, но гибкий шланг в горле мешал произнести хотя бы звук.

– Терпи, – сказал Ауран с неожиданной мягкостью, которая напомнила ей сразу двух учителей. – Идёт синхронизация изолированных зон гиппокампа и неокортекса. К счастью, мы имеем дело всего с двумя потоками, наложенными на один возрастной период, и поиск соответствий возможен. К несчастью, оба потока реальны и устранение любого из них будет являться убийством личности.

«Остановите их!» – вновь закричала Лючия. Но её крик не был никому слышен.

– Мы начинаем создавать второй шов воспоминаний, – сказал Фло. – Терпи.

И Лючия вновь провалилась в обе свои жизни.